Через неделю части полностью обжились на новом месте.
Инженерный корпус ещё монтировал орбитальные форты, заливал бетоном космодромы и оборудовал новые квартиры связью, а солдаты уже облазили город и окрестности. Десантные отряды облазили даже и не один, но командование решило не распылять их по планете, и поэтому городок, где приземлились истребители, был забит под завязку.
Раненые выздоравливали, хотя часть из них пришлось эвакуировать в центр. Георгий пару раз столкнулся на улице с военнопленными – их таскали на допросы в северную часть города. Большинство из них, в соответствии со стереотипом, были темнокожими, темноволосыми и лохматыми, хотя попадались и другие. Серая форма оказалась вовсе не серой, а хамелеоном, хотя Георгию понадобилось несколько встреч, чтобы это понять. Сначала он решил, что пленных переодели, но не могли же их переодеть в три разных цвета, да так, чтобы цвет всегда сливался с окрестностями! Интересно, почему их тогда прозвали «серыми паршивцами» – неужели никто раньше не обращал внимания? Злорадствовать над пленными не хотелось, и Георгий кивал им, проходя мимо, но его распирало от гордости. Победа. Купленная кровью и слезами, объединённым усилием многих тысяч людей… вот занята, наконец, имперская планета, а за ней будет следующая, и ещё одна, пока обнаглевших мутантов не выставят на окраину галактики, где им самое место и никакие имперские замашки им не помогут.
Кукла Танни сидела у него на тумбочке и ждала оказии, но оказия не потребовалась. Через месяц, когда орбитальные крепости были закончены и семьям разрешили въезд, Мариам и Эллинор явились в гости на рождественские каникулы.
Мариам, конечно, потратила целое состояние на билеты, но когда Элли с криком «Папа!» повисла у него на шее, упрекать жену у Георгия не было ни возможности, ни желания. Кукла была подарена дочке в тот же день.
Удивительно, как Эллинор была на него похожа: Георгий готов был поклясться, что у дочки пробежал по спине ровно тот же холодок при виде румяных щёчек и тугих косичек.
– Чья она? – спросила Элли, держа куклу осторожно, как вазу.
Георгий прижал дочку к себе.
– Здесь жила девочка, её звали Кора. Когда мы победили, ей пришлось уехать. Она оставила куклу тебе, чтобы ты могла о ней заботиться.
– А откуда она знала про меня? Она телепат, да?
– Я не думаю, что она знала про тебя, зайка. Но она надеялась, что найдётся какая-нибудь девочка, которая будет её кукле хорошей мамой. Она оставила письмо – почитай.
Эллинор нахмурилась, пытаясь разобрать неровные строчки, а потом забрала письмо из папиной руки.
– Я буду хорошо о ней заботиться, – пообещала она. – Можно она пойдёт завтра с нами?
Кончилось это тем, что Танни «ходила» с Эллинор на пляж, в город, в столовую, в парк и даже в ванну. В ванной кукла доказала свою непотопляемость и ненамокаемость, а в остальных местах – незагрязняемость. Кукла была явно рассчитана на прямое попадание в руки ребёнка.
Матисса Элли понравилась. И Георгия, и Мариам не покидало ощущение чужеродности места, но ребёнка эти фантазии не мучили. Она носилась по чужим домам, плескалась и купала Танни на озёрном мелководье, и, глядя на неё, Георгий забывал, как много надо будет построить и разломать, чтобы превратить Матиссу в нормальную планету. Правда, однажды дочка сама озадачилась непохожестью Матиссы на свой дом.
– Папа, а почему здесь нет небоскрёбов? И космодрома нет, и магистралей, и подземки, и мэрии? – спросила она как-то вечером, готовя Танни ко сну.
– А ещё чего нет? – поинтересовался Георгий, помогая дочке заплетать кукле косы. Элли любила перечислять:
– И планктонных ферм, и бассейнов, и катка, и кино, и бетона тоже нет. Матисса же важная планета, как Ко-Миринда? Или не важная?
– Не такая важная. Ко-Миринда – столица, а в Империи столица Гизиэлла. Вы не проходили по астрографии?
Дочка потупилась.
– Проходили, но я забыла. Но Матисса – важная?
– Очень важная. Здесь производили больше всего катеров и оружия и тренировали половину пилотов.
– Катера – это как истребители?
– Да, малыш. А небоскрёбов и подземки здесь нет потому, что имперцы живут по-другому. Они не любят больших городов и шумных мест, поэтому им ни магистрали, ни подземка не нужны.
Элли задумалась, завязала бантик на косичке, критически осмотрела получившуюся причёску и принялась расплетать Танни обратно. Георгий уже было решил, что культурологические изыскания дочке больше неинтересны, но, оказывается, она просто размышляла, потому что через минутку задала следущий вопрос:
– Папа, а мы разве любим шумные большие города? У мамы от шума голова болит…
Вопросы сыпались из Элли водопадами. Впрочем, от любопытной дочки Георгий другого и не ожидал.
– Папа, что здесь написано? Тут те же буквы, что на браслете у Танни.
– Каком браслете?
– Таннином. Вот, смотри.
Он и забыл, что у куклы был браслет.
– Та же азбука, зайка.
– А Кора знает Стандарт, а я имперского не знаю.
– Так и я его не знаю.
– А кто знает?
– Кто в разведке работает, знает. Лингвисты, инженеры…
– А-а-а…
В тот же день Элли навлекла на столовую приступ едва сдержанного веселья, заставив Раджива переводить слова на браслете. Георгий ничуть не удивился, услышав что «Танни четыре года, у неё аллергия на молоко и водоросли», но Элли была впечатлена без меры, и остаток ужина кукла просидела с другой стороны от неё, подальше от опасного стакана.
