Потому что сейчас уже нельзя было быть уверенной ни в чём.
Вновь пробился голос дхусса, яростный, непохожий:
– «Яйцо»?! Вместилище? Я говорю тебе, Дракон, обратись к самому себе! Зачем Изначальные дали Фениксу эти таланты?! К чему готовили?! Сильные и справедливые должны жить, говоришь ты?! А я добавлю – и те, кто способен думать! Новая мысль, правда? Прямо-таки поражающая своей новизной! Феникс откроет врата. Остальные Звери поддержат их. Пока ещё есть время…
– Выведем всех, кого можно, на мой план! – возопил демон. – Будет тяжко. Будет битва. Но будет жизнь! Жизнь, а не «яйцо»!
– И «яйцо» останется. Разве мало у вас уже душ?
Дракон замолчал. Рассветное солнце сделало исполинское тело чёрным из белоснежного. Кажется, он растерялся. В конце концов, что он такое – не мудрый правитель, даже не бог, просто слепая сила, поставленная выполнять приказ. Как реки текут с гор к морю, не задаваясь вопросом, почему и отчего сие происходит.
– Откройте врата. И пусть все, кто захочет и сможет уйти, уйдут.
В зареве разгорающегося утра рядом с Драконом один за другим появились ещё семь теней, в своём истинном облике. Призрачным, им всё равно было, в каком океане плавать.
– Он растерян, – прошептал демон, по-прежнему стоя на коленях. – Он не свободен. И не знает, как им быть. Ему нужно пустить обратно многомудрого Тёрна…
– Если у тебя, великий, есть свобода воли, то реши сам! Если нет, если ты просто кукла – скажи! Я тогда брошусь головой вниз в эту Гниль, всё равно ведь спасения отсюда нам нет!
Звери молчали. Аспекты, духи, силы – куда им, могущественным, до истинно всесильного человека!
Тело Белого Дракона вдруг конвульсивно дёрнулось. И голос, странный, изломанный, где слились разом и низкий бас не знающего сомнений слуги Изначальных, и дхусса Тёрна, медленно произнёс:
– Мы откроем врата. Семь. Восьмым я стану сам. Но Гидра – она непременно преградит путь. И сразиться с ней придётся уже всем нам, одному мне не справиться. Садитесь. – Белая чешуя вдруг заблистала первозданной чистотою. – Садитесь и прочь отсюда.
– А ноори? – вдруг вырвалось у Алиедоры.
– Шанс уйти будет у всех, – это уже говорил Тёрн, не Дракон.
Кажется, можно никуда не спешить. Вытянуть ноги к огню, поднести к губам кружку с горячим сбитнем. В камине гудит и ярится огонь, дон Дигвил Деррано сидит, сбросив тяжёлые одежды, на низком стуле, глядя прямо на языки пламени.
Всё хорошо, сказал он себе. Вот сопят под тёплыми одеялами ребятишки, прикорнула рядом с ними выбившаяся из сил Юталя. Всё хорошо. Мастера не обманули, доставили припасы, и, хотя сперва кое-кто боялся медленно действующих ядов, сейчас это всё уже забылось.
Несколько пустых и заброшенных поселений вновь пробудились к жизни. Тысячи людей таскали воду и дрова, наскоро латали крыши, чинили печки, кое-как устраивая скудный скарб. Неуёмные торговцы тотчас расставили свои извечные лотки, однако Мастера не мешкали. Ошгрен явился словно из ниоткуда, прошёлся взад-вперёд, коротко взглянул разок-другой, и цены на самое необходимое сами, как по волшебству, поползли вниз.
Гниль осталась где-то на северо-западе; там же ещё полыхали пожары, после удара неведомого оружия магов никак не могла погаснуть сама земля, тлела, дымила и порой вспыхивала, словно грозя небу огненными кулаками.
И некромансеры совсем не страшные. Жуткие зомби оказались послушными работниками, бессловесными, медленными, но исполнительными. Чего ж, живи да радуйся. И с едой пособили. Глядишь, до весны дотянем, а там уж как-нибудь…
Осторожный стук.
– Благородный дон Дигвил! Тут… до вашей милости… лекарь Латар…
– Впусти.
Слуги были вышколены и дело своё знали.
– Благородный дон, – повторил некрополисец, покосившись на челядинца и низко кланяясь.
– Ступай, любезный, – отослал прислужника Дигвил.
Дверь не скрипнула – старый, едва двигающийся работник-зомби долго, тщательно и медленно смазывал петли. Каждый день.
– Дон Деррано, я…
На улице завопили. Вопли сменились криками, визгом, ором – словно людей разом охватило смертельным ужасом.
– Что такое? – подскочил Дигвил.
Проснулась жена, обхватив первым неосознанным ещё движением спящих детей.
– Я сейчас. – Дигвил схватил меч, бросившись прочь из дома.
Латариус спешил следом.
Солнце опускалось за западные горы, тени заливали покрытую снегом равнину, а в безоблачном зимнем небе прямо над головами сотен и сотен беженцев извивался исполинский белый дракон.
Люди кричали, падали на колени, заламывали руки; мужчины посмелее, рыцари, воины, кондотьеры – все, кто примкнул ко знамени Дигвила, хватали оружие, над толпой поднимались острия пик.
Сам Дигвил вырвал меч из ножен, уже сейчас понимая бесполезность этого. Дракон был, несомненно, магическим созданием, поскольку удерживался в воздухе безо всяких крыльев. Как сражаться с таким?
– Я пришёл с миром, – прогремело над толпой. – Я, Белый Дракон, Девятый Зверь. Слушайте меня, люди! Дни этого мира приходят к концу. Великая Осень, чьей провозвестницей явилась Гниль, идёт по вашему следу. Спасения нет. Оно лишь в одном – в ваших мечах и вашей храбрости. Слушайте посланницу мою, доньяту Алиедору Венти, – она укажет вам путь. А мне пора – мириады других должны услышать весть.
Гибкое стремительное тело пронеслось низко над самой землёй, взвилась снежная пелена, а когда ветер отнёс её чуть в сторону, поражённый Дигвил увидел ту самую Алиедору, доньяту Венти, с которой они расстались за немереные сотни лиг от холодных пустошей Некрополиса – когда-то давным-давно, в другой жизни.
На доньяте появилась новая одежда, тёплый мех, рукоять меча поднималась над правым плечом, на широком поясе слева висел длинный и тонкий кинжал. За ней следом шли другие – старик с кожаной сумкой, по виду – лекарь, ещё одна молодая воительница, чем-то неуловимо напоминающая саму Алиедору, тонкая сидха, так похожая на хищную стремительную птицу, коренастый гном с чудовищным красно- золотым клинком и огромное черное рогатое существо с хвостом, покрытое чешуёй, не могущее быть никем иным, кроме как демоном.
Белый Дракон взмыл вверх, исчезая в вечернем небе.
Его провожали изумленными взглядами.
Доньята Алиедора Венти остановилась перед толпой, окинула её пронзительным взглядом, одним лёгким движением запрыгнула на стоящую у изгороди телегу, припорошённую снегом.
– Люди! – звонкий и сильный голос. – Слушайте слово Белого Дракона, милостивого, милосердного! Слушайте и не говорите, что не слышали!
Много земель мы уже обошли. Многое видели. Со многими говорили и вели речи. Семь Зверей вернулись! Вернулись, чтобы дать нам шанс. Мы уйдём от Гнили, уйдём из мира, коему суждено опасть, подобно осеннему листу с ветки древа. Уйдём туда, где нужно сражаться и побеждать. Но сражаться и побеждать как люди – вместо того чтобы сгинуть без надежды и возрождения! Гниль владеет старым миром – мы идём в новый!
Тишина. Только плакал где-то ребёнок, в суматохе потерявший маму.
– Гниль пойдёт за вами следом, – продолжала доньята. – Она не оставит вас в покое. От неё не спрячешься и не скроешься. Она придёт. Уже сожраны Долье и Меодор. Здесь, в этих местах, откроются врата, и люди всех Свободных королевств, что вокруг моря Тысячи Бухт, уйдут на иной план. Не в иной мир, на иной план. Там, где надо будет сражаться, чтобы выжить. Мэтр Кройон, поэт и странник, тамошний житель, скажет лучше.