плаще.

Острый клюв шлема смотрел ему прямо в переносицу. Тяжелая алебарда поднялась — и рухнула.

Егор вскинул прут, мгновенно поразившись, каким непривычно тяжелым он стал. И верно, не прут — меч! Тот самый здоровенный меч с черепом на длинной рукояти встретил удар, который должен был выломать Егору руки из суставов.

Встретил — и отвел в сторону, как удар пластмассовой линейки. А из-за тумана послышалось настырное:

— Марвин умница.

И тогда Ольга забормотала, словно в бреду:

— Я помню, я помню, я же должна помнить, — и пронзительно, так что уши заложило, взвизгнула: — Дарн!

Железное чучело застыло, будто в недоумении, а затем целеустремленно пролязгало к проему, откуда на полусогнутых выбирался Марвин с тесаком. Бесстрастным механическим движением подняло алебарду и со всего маху обрушило на голову робота. Круглый шлем треснул как орех.

На мгновение все застыло, и во внезапной тишине особенно резко раздался сухой кашель. Егор медленно обернулся и только сейчас понял, что зазеркальный подвал был копией подвала в умном доме. А на ступеньках лестницы стоял старик в расшитом красном халате.

Янтарные глаза сверкали так, что страшно было смотреть. Мефистофельская бородка растрепалась, клык наполовину обломился, а буйные седые кудри обрамляли обширную лысину, но это несомненно был старик с портрета.

Дедуля.

Маслов только глазами хлопал, а Ольга шагнула навстречу старику — прямая как струна.

— Я пришла.

Он смерил ее суровым взглядом.

— Кровь не твоя.

— Мне помогал человек.

— Твой отец — Андр?

— У нас его звали Александр.

— Почему не пришел он?

— Он умер, — звенящим голосом сказала Ольга.

Лоб старика собрался в тяжелые складки, желтые глаза притухли.

— Андр умер?

— А вы с ним так и не помирились, — горько сказала Ольга.

Старик медленно отвернулся, прошел мимо нее, мимо скрючившегося Егора, все еще сжимающего в руках меч, к железному дровосеку, застывшему над роботом.

— Цейг, иди на место, — приказал он тихо, но будь на месте чучела Егор, тот подчинился бы не раздумывая. Потом склонился над покалеченным Марвином, пробормотал: — Кремний… кремний плохо подходит для големов — слишком своенравный. Но пусть. Ты тоже иди.

Марвин с разваленным напополам черепом деловито зашагал к лестнице. Зазубренный тесак мирно покачивался в пластмассовых пальцах.

Власть над вещами, да. У каждого своя.

Пристальный янтарный взгляд остановился на Егоре, но отчего-то старик больше не пугал его, скорее вызывал жалость. Оживший портрет, повелевающий вещами, но теряющий людей.

Старик повернулся к девушке.

— Как тебя зовут?

— Ольга.

— Ольга, — попробовал он на вкус ее имя. — Хорошо, Ольга из рода Дарна. Ты дерзкая девчонка, но я принимаю тебя… пока.

Егор вытер мокрую щеку и недоуменно посмотрел на вымазанную красным ладонь. Потом осторожно положил меч на каменный пол, поднялся и пошел к дымному проему. На пороге он обернулся, чтобы навсегда запомнить эту картину: суровый старик и упрямая девушка изучающе всматриваются друг в друга. Фамильное сходство было несомненным. И так же несомненно в глубине желтых глаз старика светилась грусть и теплота узнавания.

Маслов тихо шагнул в янтарный туман.

Он медленно шагал по мокрым розовым плиткам. Пустой рюкзак норовил свалиться с плеча, в горле сухо скребло — продуло, что ли? Калитка закрыта, но можно и через забор перемахнуть, не так уж он и высок. А там — найти остановку или поймать попутку…

— Егор!

Стремительные шаги за спиной, пальцы вцепляются в рукав. Глаза сияют чистой изумрудной зеленью, медовые пряди выбились из учительского бублика.

— Ты забыл… телефон.

Полупрозрачный гаджет с проросшими изнутри кристаллами — туманная завеса преображает любые предметы. Красиво.

— И потом… послушай, там же совершенно другой мир! Мне все придется начинать сначала, я даже не знаю, как все работает… Я не справлюсь одна.

Он все еще молчал, не в силах поверить.

— Я хочу, чтобы ты остался. Пожалуйста…

— Лучше, наверное…

— Нет, в реставрационную мастерскую не лучше!

Егор изумленно вскинул брови, потом вспомнил и засмеялся.

— Знаешь, может быть, ты не лучший реставратор, зато умеешь сражаться с бешеными роботами. И вообще… это была твоя кровь.

Ветер бренчал китайской висюлькой у крыльца. Солнечный луч играл в глазах самой красивой девушки на свете, а в умном доме его ждали роботы и огромный волшебный мир.

Взявшись за руки, они медленно поднялись по ступенькам.

— Да конечно. Разумеется.

Антон замедлил шаг, откровенно недовольным взглядом провожая людей, спешащих к плацкартным вагонам. Поодиночке и по двое, те ломились к поезду, словно торопились на проходящий, где удобные места занимают только быстроногие счастливчики. По асфальту перрона громыхали колеса тележек.

— Нет, не помню точно, кажется, где-то в шесть утра… Да, разница у нас в час, в пять по новосибирскому. Конечно, перезвоню. — Зажав мобильный телефон между щекой и плечом, он вынул из внутреннего кармана куртки паспорт и сложенный вдвое билет. — Все, уже сажусь, созвонимся позже. Хорошо, пока.

Неуклюже перехватив паспорт левой рукой, при этом едва не уронив сумку с вещами и ноутбуком, он выключил телефон и спрятал в поясной чехол. Улыбаясь проводнице, протянул паспорт, раскрывая на странице с фотографией. С желтого разворота на работника российских железных дорог взглянул хмурый молодой человек. Антон Туманов, восемьдесят третьего года выпуска, сходство с фотографией практически полное, не то что у некоторых. Проводник, симпатичная женщина лет сорока, машинально улыбнулась в ответ, принимая документы и раскрывая билет.

В морозном ночном воздухе вились легкие облачка пара, вылетающие при дыхании. Наблюдая, как проводница вчитывается в цифры, Антон поймал себя на мысли, что возбуждение, охватывающее его перед любой поездкой, становится все сильнее. А еще подумал, что симпатичные молодые проводницы» должно быть, существуют только в неприличных фильмах Для взрослых. Хорошего дизайнера часто отправляют в