двадцать. Ноги кривые. Дурак, слабак, сам себя тешит; сочиняет карусель на пустом месте. Вот у меня была карусель! Да, теперь там пустое место. Ладно. А у этого дурачка ничего никогда не было. И не будет. Кроме пальца, который он мне показал. Кроме сосущего под ложечкой страха: а вдруг парикмахерша однажды рассмеется ему в лицо?

Это все слишком просто. Слишком ярко. Как лошади на кругу, увиденные глазами ребенка. Все — слишком. Все — иллюзия. Ну и что? Вертись, улица. Несись, балкон. Кружитесь, дома.

— Покатаемся на карусели? — тихо спросил он у человека в шортах.

Тот попятился к машине.

Джинсы. Футболка. Шнурки на кроссовках завязались мертвым узлом. Он не знал, что будет делать, вылетая из квартиры. Не знал, ссыпаясь вниз по лестнице. Не знал, выскочив из подъезда. Да так и не узнал, потому что черного «Шевроле» больше не было у парикмахерской. Лишь визг шин исчезал в конце улицы.

Ну и хорошо, что не узнал, подумал он.

Мир замедлял вращение. Останавливались дома, деревья, люди, собаки. Остановился тощий кот, сел, стал умываться. Затихал вой мотора. Смолк лязг шестерней. Тихо-тихо. Только ветер шуршит в кроне матерой липы. Он посмотрел себе под ноги и увидел жетон. Нет, не жетон. Крышка от пивной бутылки — растоптанная каблуком, вдавленная в асфальт.

В подъезде громко хлопнула дверь. Миг, и Алешка, задыхаясь, вымелся наружу. В руке сын держал гимнастическую палку — пластмассовую, легкую. Увидев отца, просто так стоящего у края тротуара, Алешка застеснялся. Повертел палку, раздумывая, куда бы ее деть, не нашел подходящего варианта и спрятал за спину.

— Мама котлеты жарит, — невпопад сказал сын.

— Это хорошо, — кивнул он. — После обеда сходим в парк?

Сын улыбнулся:

— Ага, сходим. Там карусели.

Григорий Смоловский, более известный как Гриша Смола, расположившись на лавочке возле супермаркета, измучился делать вид, будто читает «Спорт-Экспресс». Плечи и затылок жарило беспощадное июньское солнце. Скатывающиеся со лба капли пота щипали глаза. Рядом из распахнутых окон «Ниссана» вырывалась попса. Особенно раздражал сабвуфер, басистые толчки которого отдавались внутри головы Гриши.

Тум-тум!.. Тум-шум!..

Эти басы нервировали больше всего.

Его слух с раннего детства очень болезненно воспринимал барабанные удары и вообще низкий диапазон. Подобные звуки просачивались внутрь Гриши, вызывая Либо дремоту, либо легкое помутнение рассудка. Он старался избегать их, а потому не посещал кинотеатры, ночные клубы и массовые развлекательные мероприятия. Но сейчас он не мог убежать. Сейчас он был вынужден сжать зубы и терпеть. Терпеть и ждать.

Мнущегося возле фонарного столба Вундеркинда посторонние звуки не беспокоили. В силу ограниченности рассудка его вообще мало что тревожило. К тому же в обязанности Гришиного помощника не входила «работа с клиентами», как это называл Егор Данилыч. Вундеркинду нужно было лишь попасть лучом лазерной указки в объектив камеры наружного Наблюдения. Это все, чему его научила средняя школа и девятнадцать лет уличной жизни…

Двери супермаркета раскатились в стороны, и из них появилась женщина в вельветовой куртке «Дольче Габбана». Ну, Наконец. Клиентка… В руках она несла пластиковые пакеты с Продуктами, за плечом болталась сумочка. Лет сорока, крашеная блондинка с невыразительной, хотя и приятной внешностью. Чем-то сильно огорченная. На секунду она напомнила ему Натали… Гриша поморщился. Ему не понравилась эта ассоциация. Ему не нравилось все, что связывало «клиентов» и личную жизнь. Эти вещи нужно разделять. Всегда. Егор Данилыч часто это повторял.

Басовитое «тум-тум» было уже невыносимым. Морщась от раздражающего звука, Гриша коснулся большим пальцем клавиши укрытого газетой баллончика со слезоточивым газом. Краем глаза отметил, что Вундеркинд тоже активизировался — непринужденно скрестил руки на груди и незаметно включил указку, спрятанную под локтем. За видеозапись камеры наружного наблюдения можно не беспокоиться. Вундеркинд всегда попадал в объектив с первого раза. Специально тренировался.

Когда женщина добрела до лавочки, на которой сидел Гриша, он с ленцой поднялся, складывая газету, словно бы закончил читать. Неуловимое движение руки — и струя едкой смеси прыснула в лицо женщины.

— Ох! — с горечью произнесла она и села на дорожку, не выпуская из рук пакетов с продуктами. Гриша обратил внимание, что люди редко бросают свои вещи — держатся за них до последнего. Правда, при этом громко орут. Но крашеная блондинка в вельветовой куртке не орала. Она словно еще больше огорчилась из-за неприятностей, которые ее угнетали до этого момента.

Не теряя времени, он выхватил из ее пальцев ключи от автомобиля. Еще несколько секунд потребовалось, чтобы оказаться возле ее «Вольво», роскошного вишневого универсала. Вундеркинд бежал следом за Гришей. Наскок получился крайне удачным. Женщина не кричала, а лишь тихонько всхлипывала, сидя на дорожке между пакетов с продуктами и закрыв лицо ладонями. Редкие прохожие даже не поняли, что произошло. Гриша и Вундеркинд были профессионалами в своем деле.

Через полминуты после того, как Гриша нажал кнопку баллончика со слезоточивым газом, они были за два квартала от места угона. Агрегат повел себя покорно. Сигнализация не артачилась, двигатель завелся сразу. Тупая шведская скотина, ей все равно, кто сидит за рулем — хозяин или чужой человек.

Вундеркинд в пассажирском кресле радостно улыбался, демонстрируя кривые, подточенные кариесом зубы.

— Здорово ты ее, правда?

Гриша сухо кивнул, глядя в зеркало заднего вида. Переполоха на дороге не видно. Все прошло как нельзя более гладко.

Вундеркинд глянул в окно, облизал сухие губы и полез в бардачок. Каждый раз, как только он оказывался в угнанном автомобиле, этот отсек подвергался немедленному обследованию. Кроме обычных CD-дисков и гарантийных талонов на бытовую технику, порой в нем отыскивались довольно интересные вещи. Для Вундеркинда они были чем-то вроде подарков под новогодней елкой, приятных и неожиданных. Гриша иногда думал, что напарник участвует в угонах не ради денег, а ради исследования чужих бардачков.

— «Сникерс»! — раздался обрадованный вскрик. — Будешь?

— Кушай сам, — разрешил Смола.

Вот и окраина города. Впереди показался небольшой тоннель под железнодорожными путями. После него километра четыре до гаражного комплекса, в котором угнанная «Вольво» растворится, как окунь в Волге.

Развернув батончик и откусив треть, Вундеркинд повторно запустил руку в бардачок, пошарил в нем и извлек новый улов — бледно-голубой пакетик с эмблемой аптеки.

— Какие-то таблетки, — произнес он, заглянув внутрь. Извлек чек: — Сегодня покупали.

— Выбрось.

— А вдруг они нужны?

— Ну сбегай назад, верни!

Вундеркинд заткнулся.

Гриша еще раз посмотрел в зеркало, достал сотовый и набрал номер.

— Это Смола, Егор Данилыч. Агрегат у нас.