— Лондон, прости, но ты ничего не понимаешь. С тех пор как все это случилось, я разучилась отвлекаться. Не было и дня, чтобы я не думала о твоем брате. Разумеется, это не вернуло его назад, но все эти годы он каждый день был здесь, со мной. Ты поймешь это, когда сама станешь матерью.

В ее глазах стоят слезы, но она не плачет.

— Мне так жаль, мамочка, — шепчу я, чувствуя себя абсолютно беспомощной и непоправимо виноватой еще и за то, что не помню Джонаса, за исключением того дня, когда его похитили.

— Ты ни в чем не виновата, — говорит мама. — И никто не виноват.

Мама встает и быстро прижимает меня к себе.

— Ты просто красавица, — говорит она, убирая волосы у меня с плеча.

— Спасибо, мам.

Я поворачиваюсь, чтобы полюбоваться своим отражением в зеркале. Мама стоит сзади и обнимает меня за талию, положив подбородок мне на плечо.

— Прелестное платье, — шепчет она.

— Это точно, — соглашаюсь я, вспоминая все, что будет дальше.

Я просыпаюсь сама, без будильника. Наверное, сегодня выходной.

Окинув взглядом комнату, замечаю смятое черное платье, перекинутое через спинку рабочего кресла. Схватив со столика свои записи, узнаю, что вчера вечером был школьный бал.

Не буду врать — мне немного жаль, что я его пропустила.

Словно для того, чтобы отвлечь меня от невеселых мыслей, раздается звонок у входной двери. У меня слегка замирает сердце при мысли о том, кто это может быть.

Я слышу, как мама подходит к двери, слов не разобрать, но, судя по ее ласковой интонации, она узнала гостя. Когда две пары ног начинают быстро подниматься по лестнице, я пулей вылетаю из постели и натягиваю бюстгальтер.

На всякий случай.

Через несколько минут, когда мама оставит нас наедине, я пойму, что могла бы отлично обойтись без бюстгальтера.

— Зачем ты его надевала? — вопит Джейми с порога. Мне неловко за себя и стыдно за нее, и я очень надеюсь, что мама нас не слышит.

— Не стой в дверях, — тихо прошу я и нагибаюсь, чтобы взять с кресла платье, на которое она смотрит.

— Не заговаривай мне зубы, — шипит Джейми, делая каменное лицо. — Нет, скажи, ты нарочно меня бесишь?

— Красивое платье, — еще тише говорю я, вешая его на плечики. Платье нуждается в чистке, но я абсолютно не помню, чтобы носила его. — Хочешь, я отдам его в чистку?

— Нет, — грубо рявкает Джейми и, нехотя переступив порог, подходит ко мне и вырывает у меня из рук платье. Я ничего не понимаю, поэтому решаю подождать объяснений.

— Остальное можешь выслать по почте. У тебя остались мои джинсы, пара свитеров и что-то еще, — говорит она, озираясь по сторонам, словно ждет, что я буду отпираться. Это просто смешно, потому что я бы не узнала ее вещи, даже если бы они висели у меня под носом!

— Ладно, — кротко соглашаюсь я. Потом смотрю Джейми в глаза, и она почему-то смущается. Теперь я вижу, что она не слишком уверена в своей ненависти ко мне.

Джейми продолжает шарить глазами по моей комнате и вдруг упирается взглядом в огромную цветную картину.

— Это твой парень намалевал?

— Да, — гордо отвечаю я.

— Просто омерзительно, — кривится Джейми. Она переводит взгляд на противоположную стену — и глаза ее вдруг сощуриваются, превращаясь в два бритвенных лезвия.

— Почему ты до сих пор держишь это? — шипит она, кивая на фотоколлаж под названием «лучшие подруги на всю жизнь».

— Мне нравится, — отвечаю я.

— Идиотство какое-то! И выглядит так, будто это клеил ребенок, — рявкает Джейми и морщится так, словно только что съела лимон.

— Есть немножко, но, по-моему, в этом вся прелесть, — говорю я, пытаясь смягчить ее гнев.

— Лондон, в этом нет никакой прелести! Это просто глупо. Кроме того, мы с тобой больше не лучшие подруги. И вообще не подруги. Неужели ты до сих пор этого не поняла? Сними это немедленно!

— Не буду, — тихо отвечаю я.

— Тогда я сниму, — заявляет она ледяным тоном.

Джейми подходит к плакату и разрывает его пополам. Правая часть остается висеть на стене, а левая оказывается у нее в руках.

Она швыряет обрывок, словно он ядовитый.

После этого Джейми уходит, грохоча ботинками по лестнице и с треском захлопнув за собой входную дверь.

Я стою одна посреди комнаты и изо всех сил стараюсь не плакать.

Но потом я вспоминаю, что очень скоро все изменится, поэтому сдерживаю слезы.

Сегодня я в школе в роли новичка.

Завтра у нас не будет математики, поэтому некому напомнить мне, где садиться сегодня. На следующей неделе уже не будет походов к шкафчикам, поэтому я не знаю, где находится мой. Джейми и Люк не могут всюду ходить за мной, как собаки-поводыри.

Сегодня у меня последний день занятий в одиннадцатом классе, и лететь придется вслепую.

— Справишься? — спрашивает Люк, беря меня за руку. Судя по его виду, он нервничает не меньше меня. Мы идем через ученическую стоянку, сжимая в руках полупустые стаканчики из-под латте.

— Все будет в порядке. Мама мне все подробно расписала.

— Это замечательно! — говорит Люк. — У нее есть какие-нибудь новости?

— Нет пока, — отвечаю я, чувствуя привычную тяжесть в груди, которая, возможно, останется со мной навсегда.

— Я хотя бы провожу тебя к твоему шкафчику и отведу на первый урок, — говорит Люк, таща меня за собой в главный коридор. Мы шагаем в уютном молчании, и несколько раз, когда стаканчик с латте загораживает мне лицо, Люк ловко буксирует меня сквозь плотную толпу.

— Что она тут делает? — еле слышно спрашивает Люк, кивая в сторону Джейми, которая стоит, привалившись к дверце шкафчика. Судя по всему, моего шкафчика.

Я пожимаю плечами, но на самом деле мне все ясно.

Вырвав руку из руки Люка, я поворачиваюсь и целую его в губы.

— Позволь мне поговорить с ней наедине, — шепчу я.

— Ладно, как скажешь. — Люк ласково похлопывает меня по руке, поворачивается в ту сторону, откуда мы только что пришли, и уходит. Я иду к Джейми.

— Привет, — первая здороваюсь я.

— Привет, — с унылым видом отвечает она.

— Как дела?

Она фыркает так, словно я спросила какую-то несусветную глупость, но коротко отвечает: