Этот вопрос заставляет меня задуматься. Естественно, у меня есть свои постыдные воспоминания — взять хотя бы один солнечный денек на горнолыжном курорте Джексон Холл, лопнувшие на заднице джинсы и полосатые трусы «под зебру», выставленные на всеобщее обозрение, — однако эта катастрофа еще не произошла. Я не хочу врать Люку, поэтому пишу:
Знакомство с тобой, когда я была в футболке с кошкой.
Возможно, это не самое постыдное, но вполне сойдет. Пойдем дальше.
12. Самое лучшее и самое худшее в здешней жизни?
Худшее = ветер. Лучшее = люди.
13. Любимый напиток?
Ванильный латте из «Ява-кофе».
14. Любимое занятие вечером в пятницу?
Пицца и кино.
15. Ты была когда-нибудь влюблена?
Не уверена. Наверное, это значит — нет.
16. Фильмы ужасов — да или нет?
НЕТ!!!
Здесь я ненадолго прерываюсь, чтобы посмотреть в окно, и с удивлением вижу огромные белые хлопья, лениво падающие с неба. Школьный двор запорошен снегом, похожим на легкую пенку на чудесном латте. Снег прекрасен нетронутой красотой, еще не испорченной следами и грязными протоптанными дорожками.
Мистер Эллис вещает со своей кафедры с такой страстью, будто вот-вот расплачется. Я отвожу глаза, потому что мне неловко за него и, соответственно, ужасно стыдно за себя.
Я читаю следующий вопрос, но вместо того, чтобы хотя бы попытаться ответить, комкаю листок.
Люк интересуется моим самым ярким детским воспоминанием.
Я слегка наклоняюсь вбок, чтобы незаметно спрятать анкету в задний карман джинсов. Потом снова перевожу глаза на снег и с огорчением вижу, что кто-то уже прошел по нему.
Кто-то с гигантским размером ноги.
Тогда я поворачиваюсь к мистеру Эллису и пытаюсь слушать то, о чем он говорит, но мои мысли уже далеко отсюда.
Я не могу закончить эту анкету.
У меня нет никаких детских воспоминаний — ни ярких, ни тусклых.
Я не помню того, что было вчера.
У меня есть только мое будущее, а тебя, Люк Генри, в этом будущем нет.
Я изо всех сил стараюсь оттянуть неизбежное, но очередной логический вопрос долбит меня прямо в лоб.
Почему я не помню Люка?
Судя по тому, что мне известно на сегодняшний момент, меня связывают с ним не только записки, но и один премилый разговор после самостоятельной работы, а значит, возможна лишь одна причина, по которой моя память игнорирует существование самого роскошного парня, которого мне посчастливится встретить в будущем.
И причина эта заключается в том, что Люка в моем будущем не будет.
Записка за понедельник не могла знать о вторничном Люке, однако во вторник Люк был тут как тут. Значит, в понедельник он все-таки присутствовал в моем будущем.
Добравшись до этого логического вывода, я громко вздыхаю и переживаю крайне неловкие несколько секунд, в течение которых мистер Эллис и по меньшей мере восемь человек из класса оборачиваются, чтобы просверлить меня вопросительными взглядами.
Я молча выдавливаю кривую улыбку, и зеваки разочарованно отворачиваются, чтобы продолжить почтительно слушать рассказ мистера Эллиса.
Снова оставшись наедине со своими мыслями, я признаю, что ответ ясен, как день. Не надо думать, что Люк полностью отсутствует в моем будущем: возможно, я не помню его потому, что с ним связано какое-то болезненное воспоминание, нечто настолько тяжелое, что мой разум почел за благо его заблокировать.
Но это несправедливо!
Я думаю о Пейдж Томас и о том, через что ей придется пройти. Неужели нас с Люком ждет нечто подобное?
Неужели разбитое сердце — достаточная причина для забвения?
Внезапно весь сегодняшний день становится совершенно невыносимым. Мое будущее слишком тяжело для урока истории. Мне нужно выйти. Я хочу разыскать Люка, вытащить его из школы, взять за руку и поцеловать, потому что мне нужно торопиться, раз уж он собирается вскоре разбить мне сердце.
По крайней мере, пусть у меня останется что-то хорошее, прежде чем начнется плохое.
Все мое тело наэлектризовано энергией — оно хочет двигаться, действовать, но вместо этого сидит, прикованное к жесткому пластиковому стулу в последнем ряду кабинета истории. Я судорожно впиваюсь руками в края стола, на меня вдруг накатывает бессильное бешенство от понимания вопиющей несправедливости моей жизни.
Обычные девочки могут встречаться с кем хотят, не спрашивая советов у будущего.
Почему я не могу быть обычной?
Я думаю о Карли Линч, которая будет безостановочно менять парней до самого конца средней школы, и кровь бросается мне в голову. Карли в сто раз хуже меня, но даже она может позволить себе беспечно шагать по жизни.
Я тоже хочу быть беспечной!
И тут, словно для того, чтобы окончательно добить меня и напомнить о том, насколько я далека от беспечности, меня снова переносит на кладбище.
Моя мать безутешно рыдает справа от меня. Слева виден все тот же зловещий каменный ангел. В стороне от выстроившихся полукругом скорбящих, одетых во все черное, стоит небольшая группа; пожилая женщина, комкающая белый кружевной платочек, молодая девушка в декольтированном платье и импозантный лысый мужчина.
Мужчина почему-то кажется мне похожим на непробиваемую стену.
На какое-то мгновение я задерживаюсь взглядом на маленькой черной броши, приколотой к джемперу пожилой женщины. Насколько я могу разглядеть, брошь сделана в виде украшенного драгоценными камнями жука, в любом случае она слишком броская для похорон. Потом я зачем-то вспоминаю статью, которую мне предстоит прочитать в будущем, где говорится о том, что древним египтянам клали в гроб изображения жуков.
Может быть, для нее это особенная брошь.
Возможно, она просто любит жуков.
Я делаю робкий вдох, страшась впустить в себя смрад разлагающихся в земле тел, но неожиданно чувствую два своих самых любимых запаха: травы и дождя. Некоторые люди пришли на кладбище с зонтами. Некоторые уже промокли.
Мне хочется увидеть как можно больше и в то же время поскорее стереть из памяти увиденное.
Когда я снова оказываюсь в кабинете истории, от этих противоречивых желаний у меня сводит плечи. Я стискиваю челюсти с такой силой, что боюсь раскрошить зубы.