Это упоминание о денежных затруднениях заставило Акитаду покраснеть.

— Нет, дело вовсе не в этом. Просто я был очень занят и обязательно дам вам знать о своем решении, когда мы обсудим этот вопрос. — Он надеялся, что после этих слов Ноами сочтет визит законченным.

Но художник замешкался.

— Маленький Ёри хочет что-то показать вам, — напомнил он Акитаде.

С большой неохотой Акитада позволил сынишке подвести себя к Ноами. На листе бумаги были нарисованы кошки. Некоторые из них выглядели весьма и весьма правдоподобно — кошка, прыгнувшая за мышью: кошка, наблюдающая за рыбкой в чаше; кошка, играющая с жуком; шипящая кошка и кошка, пожирающая птичку. Другие рисунки были выполнены детской рукой; на них в черно-белых тонах, оживленных кое-где красными штришками, Ёри усердно и старательно копировал рисунки взрослого художника.

— У вашего сына прекрасное чувство цвета, — заметил Ноами, пристально изучая лицо Акитады.

Красный цвет на рисунках изображал кровь. Ёри представил себе растерзанную птичку и, воспользовавшись материнскими красными румянами, мазнул ими густым слоем на птичку и на мордочку кошки. Видимо, довольный полученным эффектом, он раскрасил мордочки и остальным кошкам.

— Вот это кровь! — объяснил он безо всякой надобности. — Кошки едят птичек и мышек, и те измазаны кровью.

Тамако подошла посмотреть на рисунок и, всплеснув руками, прикрыла ими рот.

Ноами усмехнулся, издав противный сухой кашляющий звук.

— Мальчик буквально прочел мои мысли, — сказал он, положив руку Ёри на плечо. — Такой маленький и уже такой наблюдательный. Со временем из тебя выйдет толк!

Тамако схватила ребенка и потащила его прочь из комнаты со словами:

— Ему пора спать!

Ёри громко протестовал.

Акитада метнул на художника взгляд, полный ненависти. С трудом сдерживаясь, он холодно сказал:

— Не хотим вас больше задерживать. И в другой раз вам заходить сюда вовсе необязательно. Если мы решим насчет ширмы, я пошлю к вам кого-нибудь.

Ноами кивнул.

— Говорят, вы видели мою адскую роспись в монастыре.

— Да. Работа, вызывающая восхищение. Склонив голову набок, художник искоса посмотрел на него.

— Но не у вас. Не так ли?

— Я мало знаком с буддийскими представлениями об аде, — сухо ответил Акитада.

— Ах вот оно что! А у меня, наоборот, проблемы с Западным раем. — Ноами подошел ближе, буквально пожирая Акитаду своими глубоко посаженными горящими глазами. — Разве есть такие удовольствия, что могли бы быть приравнены к боли? Все мы знаем, что такое муки ада, но никто из нас не отведал райских наслаждений. — С этими словами он повернулся и вышел.

Окончательно поправившись через пару дней. Тора решил приступить к своему расследованию. Для этого он облачился в самую худшую одежду, какую только смог найти — рваные, заляпанные штаны, полотняная рубашка в лохмотьях, заплатанный стеганый ватник, подпоясанный простенькой пеньковой веревкой, и старенькие соломенные варадзи. Он распустил свои длинные волосы, сбил их в нечесаный комок, смазал их жирным ламповым маслом и обвязал голову рваной тряпкой. И вот в таком виде, придав небритому лицу угрюмое выражение, он отправился на дело.

Путь его лежал в трущобы западного города, населенного беднотой, нищими попрошайками и всяким преступным сбродом.

День выдался пасмурный и промозглый. Тора старался ступать размашисто, чтобы избежать неприятных ощущений, связанных с недавним недугом, и все время думал про Юкио. Она постаралась как можно подробнее описать своего обидчика. Стыдливым шепотом она поведала о своих чудовищных ранах — об изуродованном лице и о глубоких порезах в области груди и живота. Живодер, видимо, получил удовольствие от содеянног, но убивать девушку явно не собирался, иначе зарезал и выпотрошил бы ее. Такая невероятная жестокость заставила Тору усомниться в том, был ли это вообще человек. Уж не демон ли повстречался ей? Буквально все указывало на это — и его малый рост, и сверхъестественная сила и жестокость, и какой-то едкий запах, исходивший от него. Но Юкио упорно качала головой и утверждала, что это был человек. Запах же, как ей показалось, был больше похож на горячий лак или ламповое масло.

Значит, какой-нибудь мастеровой, подумал Тора, продолжая путь. Но вывод этот не прояснял дела. Сколько их, мастеровых, в целом городе. Тора решил сегодня пройтись по следам Юкио, начиная от места, где она повстречалась с изувером возле дешевого дома свиданий. Там она приставала к прохожим мужчинам в поисках заработка, а когда, отчаявшись поймать свою удачу, побрела прочь, из темного переулка к ней подскочила закутанная в капюшон фигура и потащила ее в тень. Хриплым шепотом человек этот предложил ей тридцать монет за то, чтобы она пошла с ним. Для бедной девушки тридцать монет были целым состоянием, на эти деньги она могла бы кормиться несколько недель, поэтому охотно согласилась.

Они шли долго по темным закоулкам, пока не оказались на отшибе, на самой окраине западного города. Краем глаза она видела узорчатую крышу какой-то пагоды, а вскоре, пройдя через бамбуковую рощицу, они вошли в какой-то пустой темный дом. Там, не зажигая огня, он дал ей чарку вина. А дальше она помнила только, что оказалась в каком-то другом переулке, где, корчась от боли, смотрела в перепуганные глаза людей, столпившихся вокруг нее, полураздетой и истекающей кровью.

Дешевый дом свиданий Тора нашел без труда. Это был шаткий деревянный домишко с внушительной вывеской «Журавлиная обитель». На нижнем этаже располагалось питейное заведение, а верхний был отведен для свиданий клиентов с женщинами легкого поведения. Над входом в заведение висела драная замызганная дверная занавеска с рисунком в виде какой-то бесформенной птицы. Сбоку здания Тора заметил узенький проходец. Здесь, среди выброшенных объедков и пустых винных бочонков, маньяк поджидал в темноте свою жертву. Тора только покачал головой. Даже полуголодная шлюха должна была найти хоть каплю здравого смысла, чтобы убежать.

Он нырнул за занавеску и сразу же оказался в полумраке убогой харчевни. От густого едкого запаха пищи и дыма его сразу замутило.

Стоя на грязном полу. Тора огляделся. Справа крутая лесенка вела наверх. Посреди зала над очагом поднимался дым, и неописуемая мерзкая вонь исходила из котла, в котором что-то помешивала лохматая старая карга. Слева от себя Тора заметил сидящего на бочонке одноглазого верзилу. Трое оборванцев в лохмотьях подняли на нового посетителя затуманенные взоры.

— Винишко по медяку, а там уж как знаешь, — объявил одноглазый хозяин харчевни. — Еще за медяк можешь поесть.

Тора подавил в себе отвращение.

— Вина! — грубовато распорядился он, подсаживаясь к троим оборванцам.

— Сначала деньги покажи!

Тора положил на стол медную монетку. Хозяин харчевни схватил ее, поднес к единственному глазу, потом кивнул. Опустив монетку себе за пазуху, он наполнил чарку темной мутной жидкостью из бочонка. Такого дрянного пойла Торе отведывать еще не доводилось, он даже чуть не поперхнулся.

— Я разыскиваю одну девушку, — сказал он, когда вновь обрел дар речи.

— Я шлюхами не снабжаю! — отрезал хозяин. — Походи тут в окрестностях и найдешь себе.

Один из посетителей ухмыльнулся.

— Да нет, она моя сестра, — соврал Тора. — Мать у нас умирает и хочет повидать ее перед смертью, вот я и пришел в столицу разыскать ее. Говорят, она промышляет где-то в этой части города.

— Да уж, по всему видать, не повезло девчонке, — сокрушенно сказал одноглазый. — А как она хоть выглядит?

Ответить на этот вопрос было не так-то легко, поэтому Тора объяснил размывчато:

— Примерно вот такого роста, худышка, волосы красивые. Да в общем, обычно выглядит.