— Уверен, с ней не произошло ничего неприятного. — Акитаду удивило, с чего это Тора вдруг озаботился репутацией девушки, так охотно согласившейся переспать с ним в первый же вечер знакомства. — Вчера вы мало что успели сказать. Есть у тебя что добавить к отчету Торы?

Гэнба поскреб затылок. Его некогда обритая наголо башка уже обросла густым ежиком, еще, правда, коротковатым для узла на макушке. Пока он все пытался прилизать волосы, то и дело смачивая их водой и приглаживая руками. Но они высыхали и упрямо дыбились кверху, и тогда Гэнба снова принимался их приглаживать. Акитада сейчас впервые за все время заметил, что Гэнба, оказывается, начал седеть. Акитада никогда не интересовался его возрастом, подозревал только, что ему, должно быть, сорок с хвостиком.

— Я вот насчет Ториного беспокойства, господин. Госпожа Вишневый Цвет, ну та дама, владелица учебного зала, уж больно она озабочена тем, что какой-то душегуб шляется по городу и полосует ножом уличных женщин. Вот и ее служанка стала жертвой этого ублюдка. Та, видать, была хороша собой, пока он не изуродовал ее. Все лицо теперь в шрамах. Из-за этого уродства она лишилась работы и голодала. Совсем туго ей приходилось, когда госпожа Вишневый Цвет подобрала ее.

Акитада насупился. Он уже не впервые слышал о подобных историях, только до сих пор они не волновали его.

— Конечно, это ужасно, но уличные женщины своим поведением сами провоцируют некоторых мужчин на подобные зверства, — небрежно заметил он. — Она пожаловалась на своего обидчика в полицию?

Гэнба покачал головой.

— Уличные женщины обходят полицию стороной. Да к тому же она могла не разглядеть его хорошенько. Может, подцепила в темном переулке да повела к себе домой. Госпожа Вишневый Цвет говорит, что какие-то люди нашли ее полумертвой в заброшенном храме. Они решили, что на нее напали демоны.

В этих словах было что-то знакомое, но Акитада затруднялся связать их с чем-либо, поэтому просто выбросил из головы.

— Да, жуткая история, — сказал он, — но я не вижу тут никакой связи с нашими актерами. Нам известно, что они ночевали тогда в монастыре. Они говорили что-нибудь об убийстве?

— Нет. И это как раз странно. Тора утверждает, что никто не захотел разговаривать с ним после того, как Дандзюро всех предостерег. Кстати, та служанка шпионила за Торой и его девушкой, и он поймал ее. Она укусила его за руку и удрала, вопя, что на нее напали.

— Что же тут удивительного? — сухо сказал Акитада.

— У актеров с Дандзюро явно какие-то нелады. Кажись, Уэмон недавно передал руководство труппой Дандзюро, у которого откуда-то появились немалые деньги.

— Вот как? — Акитада задумчиво покачал головой. — Только непонятно, какая тут связь с делом Нагаоки. Ладно, может, сегодня вечером Торе больше повезет с этой девушкой. А если он так ничего и не выяснит, нам придется приступить к опросу монахов.

Наладив мир с Торой и Гэнбой, Акитада решил поговорить с женой.

Тамако уже поднялась — смотрелась в огромное круглое серебряное зеркало. Ставни были еще закрыты, но дневной свет проникал в комнату. Всего одна-единственная свеча горела рядом с ней, и в розоватых бликах мерцающих угольков в жаровне она казалась созданием воздушным, прямо-таки неземным. Она еще не одевалась, и белый шелк нижнего кимоно, когда она двигалась, красиво струился по ее телу, то и дело открывая и прикрывая его изящные изгибы. Акитада почувствовал острый прилив желания, теперь ему еще больше захотелось заключить ее в объятия, касаться ее.

— Прости меня, Акитада, — сказала она, потупившись. — Я сейчас оденусь. Вчера выдался длинный день, и я проспала. Ничего, если я продолжу заниматься собой?

Расстроенный, он повернулся к двери.

— Ну конечно. Я просто хотел… поговорить. Она нагнала его у двери.

— Подожди! Что случилось? Ты болен? — встревоженно спросила она, вглядываясь в его лицо.

— Нет. Просто устал. И беспокоюсь за Ёсико.

— Ты выглядишь ужасно. А за Ёсико не волнуйся. К счастью, нам с Тосикагэ и Акико удалось убедить ее слушаться тебя в этом вопросе. Ну-ка пройди и сядь.

Она усадила его на еще разобранную постель и помогла ему ослабить тугой пояс. Он безропотно повиновался, дивясь про себя тому, как, оказывается, ошибался насчет нее. Выходит, все это время она была на его стороне.

Опустившись рядом с ним на колени, Тамако массировала и поглаживала его шею и плечи, пока он не почувствовал в мышцах легкость и не расслабился, закрыв глаза и покряхтывая от удовольствия.

Он сам не понял, как это произошло, но в какой-то момент поймал ее руку и поцеловал с благодарностью. Помедлив несколько мгновений, она пересела вперед и скинула с его плеч кимоно. Прикосновения ее пальцев напоминали нежный трепет крыльев бабочки или мягкие губы рыбок вчера вечером в пруду. У Акитады перехватило дыхание. Замерев, он смотрел на нее в надежде, что она прочтет этот голод в его глазах.

Тамако задула свечу и помогла ему сбросить одежду.

Позже, когда, счастливый и согретый, он снова сидел у себя в кабинете, Сэймэй принес свежезаваренный чай и завтрак. Акитада заметил, каким бледным и изможденным выглядит старик. Даже поднос с едой казался для него слишком тяжелым. А когда старик наливал хозяину чай, руки его так дрожали, что он даже расплескал несколько капель.

— Ты хорошо себя чувствуешь, Сэймэй? — спросил Акитада.

— Да, господин, у меня все хорошо. Уж простите за эту неловкость. — Сэймэй вытер разлитый чай рукавом, но не ушел, как обычно, а остался стоять, потупив взгляд в пол.

— Что-то не так?

— Нет, все так, господин… Только…

— Только что?..

— Я вот только тревожусь, все ли хорошо у молодой госпожи Ёсико. Хозяйка говорила мне, что этот полицейский принес какие-то не очень радостные вести. Вот я теперь и беспокоюсь.

— Боже! Так тебе не известно?! — Акитада напряг память. Неужели Сэймэю забыли рассказать? Он вдруг осознал, что впервые в жизни не поделился со стариком своими семейными проблемами. — Прости, Сэймэй. Мне следовало поставить тебя в известность, но в последнее время столько всего случилось, что я попросту забыл. Пожалуйста, садись, потому что рассказ не будет кратким.

Глаза старика увлажнились, когда он садился. Акитада поведал ему об отношениях Ёсико с Кодзиро, о ее визитах в тюрьму и о том, как Кобэ решил, что Акитада таким образом использовал ее для поддержания связи с арестантом. Потом он рассказал о своем уговоре с Кобэ и о нынешнем состоянии дела. Дослушав до конца, старик закивал, вытирая глаза.

— Ну? А теперь-то в чем дело? — спросил Акитада. Старик улыбнулся сквозь слезы.

— Теперь ничего, господин. Это я от радости. Я ведь боялся, что потерял ваше доверие. — Он низко поклонился хозяину. — Я сделаю все, чтобы всегда заслуживать его.

— Ты его всегда заслуживал и будешь заслуживать. — Акитада ощутил угрызения совести за то, что в момент напряжения пренебрег стариком и тем самым ранил его чувства. — Я просто допустил промашку, Сэймэй, и не надо так переживать. Лучше скажи, как там Ёри? Ты все еще учишь его владеть кисточкой?

Сэймэй распрямился и почувствовал себя свободнее. Теперь он без смущения улыбался.

— Молодой господин делает большие успехи. Недаром ведь говорится, что возраст не преграда для учения. Он, правда, не так усидчив, как вы в его годы, зато, по-моему, рука у него тверже.

Акитада усмехнулся, довольный тем, что старик наконец ожил.

— Не сомневаюсь, что ты уже неоднократно напоминал ему, что даже самый незадачливый стрелок обязательно попадет в цель, если будет усердно упражняться.

— Да, господин, и это я ему твержу, и про каплю воды, что камень долбит. Он, правда, не слишком-то любит слушать мои назидания. А однажды вот пожаловался, что пальчики у него замерзли и трудно кисть держать, так я объяснил ему, почему не мерзнет водяное колесо — потому что всегда крутится. После этих слов он взялся за работу куда как усердно! — Сэймэй заулыбался.