Гэнба опомнился.

— Ух! Ну и ну!.. — Он вдруг покраснел. — Видишь вон ту молодую женщину? Так вот по мне — она самое поразительное создание, какое я когда-либо встречал.

Тора внимательно изучал женщин. Симпатичные девчонки, подумал он, с удивлением и удовольствием отметив про себя, что Гэнба, кажется, заинтересовался-таки противоположным полом. Наверное, он имел в виду вон ту шустренькую, похожую на игривого котенка. Впрочем, и другие тоже ничего себе. Была среди них женщина годами постарше — наставница или, может быть, тетушка. Разглядев ее пышные формы, Тора недоуменно заморгал. Она возвышалась как гора среди хрупких молодух и места занимала не меньше двух мужиков. Широченные плечи, огромная вздымающаяся грудь, пышные руки — все это выпирало под нарядным черным шелком, а круглое румяное лицо кокетливо обрамляли завитые колечками пряди волос, игриво зачесанных набок. При виде этого зрелища Тора едва не заржал в голос. И ничего удивительного в том, что она была такая толстая — ведь она уплетала еду со скоростью, поразившей даже его, так хорошо знакомого с аппетитом Гэнбы. Палочки в громадных ручищах мелькали со скоростью молнии от одной миски к другой; пухлые мизинцы растопырились в разные стороны, пока она, самозабвенно чмокая и хлюпая, втягивала в себя похлебку, не разбираясь, где гуща, а где жижа. Тора повернулся к Гэнбе.

— Они и впрямь милашки, но ты посмотри на эту тетку! Сроду я не видал, чтобы женщины так ели. Неудивительно, что она толстая, как Хотэй[18].

Гэнба непонимающе смотрел на него, потом нахмурился.

— О чем это ты? Да она самая красивая женщина из всех, что мне доводилось видеть! Только посмотри, какая у нее розовая кожа, какой восхитительный ротик, а какое роскошное тело! А ест-то она как! Изящно, будто благородная дама! Уж никак не сравнишь с ее подружками. Я вообще не понимаю, чего ты вечно находишь в этих крохотных костышках, которых, судя по всему, предпочитаешь. Тора был ошеломлен.

— Да ты с ума сошел, не иначе! Это же просто какая-то разжиревшая шлюха, которая не может больше принимать клиентов, вот и содержит теперь заведение, а девчонок привела сюда поужинать. Да оставь ты ее в покое, далась она тебе! Она облапошит такого простака, как ты, вмиг — выудит у тебя все до последнего медяка, а потом еще посмеется над тобой со своими девчонками.

Гэнба встал, лицо его было мрачнее тучи.

— Доброй ночи! — рявкнул он.

— Ты куда? — спохватился Тора, указывая на недоеденное угощение. — Мы же еще не закончили с едой и даже не приступили к нашим делам. Так пока никого и не расспросили.

— Расспрашивать будешь сам, — бросил Гэнба через плечо и направился к столу, за которым сидели женщины.

Тора изумленно смотрел ему вслед. Перед ним был совсем другой Гэнба — не тот, что обычно шарахался от женщин. А Гэнба уже раскланивался перед толстухой и девушками. Лица их были густо размалеваны, и они явно не чурались мужской компании, потому что Гэнбе было тут же позволено присесть за стол рядом с худенькой красоткой, чьи брови были выщипаны, а вместо них нарисованы искусственные высоко на лбу — как это было принято у некоторых придворных дам или актеров, исполняющих женские роли. Тора сокрушенно качал головой. Ну Гэнба! Ведь пожалеет потом! Он даже поднялся и хотел последовать за приятелем, потому что чувствовал себя обязанным защитить этого простака от хитрых уловок уличных красоток. Но едва он сделал шаг в их сторону, Гэнба свирепо зыркнул на него, и Тора поспешно вернулся на свое место. Ну и ладно! Пусть получит хороший урок, подумал он и принялся за еду.

Рядом тихонько похрапывал Харада. Тора поймал на себе взгляд повара и спросил:

— Ну а с ним что будешь делать? Тот посмотрел на пьяного:

— С ним-то? Да ничего. Пусть остается. Он вообще-то безвредный. Приходит в город по делам своего хозяина, все поручения выполнит, а потом сюда — пропить все до последнего. А я вот приглядываю за ним, поскольку он тратит свои денежки здесь. Утром вытолкаю его, как водится, на дорогу — пусть плетется домой.

Тора отпил из своей чарки и сказал:

— А я вот слышал, к вам сюда и актеры заглядывают, когда наезжают в город.

— Конечно, заглядывают. Некоторые уже вернулись. Готовятся к зимним праздникам и к изгнанию злых духов, что проводится в конце года.

— А про труппу Уэмона ты ничего не слышал?

— Уэмона? Понятное дело, слышал. Его все знают! Сам-то он, конечно, старик, но актеры его все сплошь молодцы. Выступают даже перед знатью. — Он окинул взглядом зал. — Дандзюро лучший у него в труппе. Обычно заглядывает ко мне, только я его еще не видел с тех пор, как они вернулись. Наверное, женился наконец на своей девчонке по имени Охиса да обзавелся домом.

— А не знаешь, где бы я мог найти этого Уэмона? Повар не спешил с ответом, оглядывая Тору с головы до ног.

— А зачем он тебе?

— Да так, сугубо личный интерес. — Тора погладил усы и подмигнул. — Девчонка у них есть красивая в труппе.

Повар вдруг сразу замкнулся.

— Если ты гоняешься за кем-то из девчонок Уэмона, то можешь забыть об этом. Он человек уважаемый, и люди у него работают порядочные. Так что пойди лучше поищи где-нибудь у тетушек в веселом квартале.

Тора насупился.

— Да ладно тебе! Может, он просто не знает, на что горазда его молодежь. А я вот знаю. Ты сам-то их когда видел?

Повар усмехнулся:

— Конечно. Довольно часто ко мне захаживают — пожрать да выпить. Кстати, если ты уже встречался с ними, то должен был видеть тех девушек вместе с госпожой Вишневым Цветом. Да они были здесь, когда вы с приятелем пришли.

Тора мысленно проклинал себя за то, что упустил шанс. Теперь вот придется разыскивать.

— Ну а где они живут, когда наезжают в город?

— Какой ты настырный! — сказал повар, прищурившись. — Уж не знаю, что у тебя за дела к ним, но ты врешь. Может, ты насильник какой или маньяк. А может, полицейский. Посмотри на себя, какой у тебя важный вид. Нет, как ни крути, а я не могу помочь тебе.

«Скорее не хочешь», — подумал Тора. Ему хотелось объяснить повару, что он не насильник и не полицейский, но он понял, что опоздал с такими увещеваниями. В заведениях, подобных «Приюту речных дев», было принято заботиться о своих постоянных посетителях. Он вздохнул и обернулся назад, ища глазами Гэнбу, но стол, за которым тот сидел, уже пустовал. Гэнба смотался, предоставив ему платить по счету за ужин на троих.

На улице уже, как и полагалось в зимнюю пору, стояла темень. Тора задрал воротник и огляделся вокруг. Гэнбы в помине не было. С гор по-прежнему дул холодный ветер, свистя в переулках. От его порывов фонари перед заведением раскачивались в разные стороны. Их тусклый свет отражался в темных водах реки Камо, напоминая резвящихся в бешеной пляске светлячков. Редкие прохожие торопились мимо, подняв воротники и пряча руки поглубже в рукава.

Тора смиренно пожал плечами. Ему ничего не оставалось, как попытать удачи в других заведениях.

Через час, продрогший и унылый, он заглянул в какой-то полуразвалившийся кабак на дальних задворках квартала, и здесь удача повернулась к нему лицом. Хозяином этого подозрительного заведения оказался чудовищно неопрятный тип примерно Ториного возраста. Его длинные волосы и борода давно не знали воды; из одежды на нем были только замызганные полотняные штаны, предусмотрительно подвязанные на волосатом животе драной узловатой веревкой, да рубашка, не сходившаяся на груди и поэтому распахнутая впереди. Он скорее походил на уличного бродягу, нежели на добропорядочного владельца питейного заведения. Ко всему прочему, сразу же стало ясно, что его не заботила и такая вещь, как чистота речи — в придачу к грязной наружности он был еще и сквернословом.