и?..
— Мононабэ.
— Да, Мононабэ. Мог ли кто-нибудь другой узнать в лютне инструмент, принадлежащий имперскому хранилищу?
Тосикагэ покачал головой.
— Сомневаюсь даже насчет Мононабэ. Он ведь только недавно устроился на работу в отдел.
— Так-так, очень хорошо, — сказал Акитада. — Мы уже неплохо продвинулись. Скорее всего либо Косэ, либо Кацураги, или они оба узнали лютню. Они могли поделиться увиденным с Мононабэ, и потом один из них или они все вместе разнесли эту историю по вашему ведомству. А уж потом кто-то из этой троицы, а может, и вовсе кто-то другой решил воспользоваться этим случаем, чтобы очернить ваше имя. Теперь вам придется выяснить, кто этот человек, и положить этому конец.
— Но как мне это сделать? — воскликнул Тосикагэ. — Не могу же я обвинить их в открытую!
— Вы хотите, чтобы я навестил ваших коллег и задал им несколько вопросов?
Тосикагэ ужаснулся такому предложению.
— О небеса! Только не это! У меня же тогда будут настоящие неприятности!
— В таком случае я не понимаю, чем могу помочь вам в этом вопросе, — мрачно заметил Акитада.
— Я подумал, вы могли бы найти эти пропавшие предметы. Тогда мы тихонько вернули бы их в хранилище, и вся эта шумиха вскоре бы улеглась.
Акитада сверлил зятя пристальным взглядом.
— Какие предметы? Вы же сказали, что вернули лютню после починки. Вы имеете в виду тот, другой инструмент? Как он там назывался? «Безымянный»?
— Нет. У нас любому известно, что лютня «Безымянная» пропала еще когда-то давно. Другие предметы стали исчезать позже, уже после распространения слуха, что я якобы присвоил лютню.
Акитада выпрямился.
— А что еще пропало? — спросил он, ожидая услышать самое худшее.
Закрыв глаза, Тосикагэ принялся перечислять:
— Лакированная шкатулка с круговыми узорами, подаренная императору восьмой династии корейским послом; две священные короны из позолоченного серебра, некогда принадлежавшие императрице Дзимму; расписной кувшин, в котором, по преданию, хранился ноготь с пальца самого Будды; резная фигурка богини; позолоченная курильница и золотая печать, некогда подаренная китайским императором нашему послу.
— Святые небеса! — не удержался от восклицания Акитада. Такие пропажи и впрямь грозили серьезным скандалом. — И сколько человек знают об этом?
У Тосикагэ теперь был не на шутку перепуганный вид.
— Обо всех пропажах известно только мне. Правда, Кацураги занимается у нас переписью, поэтому ему и Косэ известно о кувшине и о шкатулке. Может, они знают еще и про фигурку.
— Они доложили о пропажах вам?
— Нет.
— И вас это не озадачило?
— Я подумал, они не сделали этого потому, что решили, будто я взял себе эти предметы.
Ох уж этот Тосикагэ!
— Вы кому-нибудь говорили о краже?
— Нет. Побоялся. Я подумал, что лучше бы нам самим отыскать все и вернуть на место.
— Легко сказать. Но разве вы не обязаны были доложить своему начальнику? Кто он, кстати?
— Отомо Ясутада. Нет, я ему не докладывал.
— Ну что ж, вам виднее. Только, по-моему, зря вы решили умолчать об этом деле… Или вы мне чего- то не договариваете?
Тосикагэ замахал руками.
— Нет, ну что вы, Акитада! От вас у меня нет никаких секретов! А как вы думаете, где сейчас эти предметы?
— Так сразу не скажешь. Если их умыкнули, чтобы продать, то они могут находиться в какой-нибудь лавке или у кого-то дома. — Эти слова потрясли Тосикагэ. — Но если их похитили только для того, чтобы навлечь на вас неприятности, то они могут быть где-то спрятаны.
— Тогда вы должны найти их! — Тосикагэ закусил губу. — Но зачем кому-то навлекать на меня неприятности? Ведь я никому ничего дурного не сделал.
— Поскольку вы не припомните, чтобы у вас имелись враги, то тогда должна быть какая-то другая причина. Кто занял бы ваше место в случае вашего увольнения?
Акитада с интересом наблюдал, как его зять медленно переваривает эту новую мысль. Наконец на лице его забрезжило обеспокоенное выражение, и он сказал:
— Косэ был бы повышен в должности и занял бы мое место. Только я не верю, что он способен на такое. Вор, должно быть, попросту продал эти предметы. Хотя и это звучит ужасно. И как мне теперь очиститься от этой грязи?
— Это будет нелегко. Ну да ладно, я поспрашиваю в лавках. Разумеется, со всей осторожностью — иначе каждому станет ясно, что мы разыскиваем имперские ценности. — Акитада нашел чистый лист бумаги и писчие принадлежности. — Вот, напишите-ка мне здесь перечень этих предметов.
Тосикагэ с готовностью бросился исполнять просьбу.
— Благодарю вас, мой дорогой Акитада, — затараторил он, протягивая ему готовый список. — Разумеется, я верну вам все до последнего, если вам придется выкупить эти предметы. — Он вдруг нахмурился и замолчал. — Надеюсь, они не обойдутся вам слишком уж дорого? Как-никак все это сущее старье.
«Ох уж этот Тосикагэ!» — снова подумал Акитада, а вслух сказал:
— Все зависит от продавца и скупщика. Я долго был в отъезде. Кто у нас сейчас покупает подобные вещи для перепродажи?
— Если вы имеете в виду торговлю стариной, то мне известен только Ничира. Его лавка расположена рядом с восточным рынком. Только из меня плохой знаток этих дел — ведь я не любитель сорить деньгами ради всякой чепухи. А что касается частных собирателей, то тут может быть кто угодно. Например, все Фудзивара обладают солидным достатком, и некоторые из них владеют знаменитыми вещицами. Канэсукэ, к примеру, и Мититака, и, конечно же, советник-кампаку[5]. А еще князь Акимото. Но вы же не можете наведаться в дом к таким людям.
Акитада покачал головой:
— Нет. К таким солидным людям, конечно, не могу. А вот пройтись по лавкам скупщиков и торговцев стариной вполне мог бы. Для начала этого будет достаточно. А вас я пока попрошу доложить начальству о пропаже и предложить провести полную перепись.
Тосикагэ неохотно, но все же пообещал. Акитада собирался сменить тему разговора на более приятную, когда вернулась Акико.
— Матушка желает видеть тебя, Акитада, — сказала сестра.
Еще больше впав в уныние, Акитада поднялся и направился в покои матушки. Рядом с ворохом одеял, укрывавших хрупкое тело, сидела Ёсико. Госпожа Сугавара вперила в сына сверлящий мерцающий взгляд. Ее бледное лицо полыхало неестественным румянцем.
— Надеюсь, ты не ходил отмечаться в государственную инспекцию в таком виде? — спросила она.
Акитада уныло оглядел свой наряд. И почему он не догадался переодеться перед посещением матушки? Извиняющимся тоном он сказал:
— Боюсь, так оно и было. Видишь ли, я не взял с собой никакой подобающей одежды, а ты настояла на том, чтобы я отправился туда незамедлительно.
Нарочито громко вздохнув, госпожа Сугавара отвернулась.
— Нет, ты просто невыносим! — простонала она. — Ты сделал это мне назло! Ты явно желаешь мне смерти и надеешься приблизить ее, позоря меня на людях. Ступай прочь! У меня нет никаких сил смотреть на тебя.