секунды. И только после этого послышался свист очень сильного ветра, хлынул проливной дождь.
Позвала Дончо, сказала, что мачта сломалась. Он немного помолчал, затем быстро отозвался: «Иду, Джу. Не волнуйся». Бросили плавучий якорь и отдались на волю волн. А они вздымаются ежеминутно.
– Единственное, что нам еще не хватает, так это перевернуться, – выдавила я мрачно.
Достали резиновую спасательную лодку. Я наполнила два мешка консервами, в каждый положила пенопласт, чтобы мешки не утонули, а могли всплыть. Еще в один мешочек уложила пластмассовый секстан, карту, устройство для опреснения морской воды (представления не имею, как оно действует), сигнальное зеркальце, удочки, сеть для планктона, ракеты и нож. Два резиновых резервуара с водой привязала к надувной лодке длинным тросом. И это все, что смогла сделать в непроглядную темень при бушующем океане.
Все готово на случай, если лодка перевернется. Надеюсь, мешки не утонут. Болтанка сильная, передвигаться можно только на четвереньках. Меня охватило такое чувство, будто в любой момент может случиться беда.
Дончо
Океан пришел в бешенство. Разъяренные, с белыми опрокидывающимися гребнями, волны похожи на зубы оскалившегося огромного чудовища.
Плавучий якорь не действует. Я это знал и раньше, но в душе надеялся на какое-то чудо. Извлек из воды грот, стаксель и гик. Они запутались где-то под корпусом лодки. Ругал их на чем свет стоит, убеждая, что их место не там. Напрягаясь до предела, пытался втащить и мачту, но даже с места не сдвинул. В кромешной тьме не смог определить точно, что ее так держит. Лодка повернута бортом к волнам. Ее заливает и сильно болтает. Огромные водяные валы перекатываются через нас. Часто даже крыша рубки остается под водой. Лодку затопляет. Бросился в воду за борт. Не могу же я оставить на произвол бушующего океана нашу оснастку. Совсем закоченел. Дождь все хлещет, а ветер крепчает. Пробыл в воде долго. Хорошо, что удалось спасти самое важное – паруса. Пригодятся ли они нам еще?
Вокруг лодки хаос: фалы, шкоты и ванты – все переплелось, спуталось. Ни зги не видать, и я никак не могу их распутать. В темноте лодка так и норовит ударить меня по голове, и это пугает. Не хватало еще, чтобы и я вышел из строя. Я не пристегнулся страховочным поясом, потому что можно запутаться в фалах и вантах и тогда – конец. Часто гребни гигантских волн опрокидываются близ лодки, и тогда я попадаю в настоящий водоворот. Несколько раз не успевал уцепиться за ванты, и меня отбрасывало прочь от лодки, уносило в океан. Но недалеко – метров на десять. И я без особого напряжения добирался до лодки еще и потому, что ветер возвращал ее ко мне. Худо было бы, если бы я с ней разминулся. Изможденному, беспредельно уставшему, мне, конечно, трудно было бы настигнуть лодку. В полной темноте, даже если относит всего на несколько метров, появляется чувство, будто тебя зашвырнуло на другой конец света. Мало-помалу я все-таки все распутал и убрал в лодку паруса и фалы.
Вершина сломанной мачты держится лишь на вантах. Потому мачта плавает почти свободно и то и дело ударяется о корпус лодки. Пока пытался распутать один из фалов, меня подхватила волна, сил не хватило, и я выпустил ванты, за которые держался одной рукой. Я уже привык к тому, что меня то и дело относит в сторону. Вдруг что-то тяжелое ударило меня в плечо. «Акула», – промелькнуло в голове. Внутри все похолодело. Но я был готов и в беспросветной тьме воевать за свою жизнь. Я вдруг почувствовал, что акула рядом. Она совершала странные движения. Наконец я ухватился за ванты, акула, казалось, подплыла еще ближе. И тут я почти ясно разглядел «хищницу». Оказалось, это топ (вершина) сломанной мачты. Нервы у меня крепкие, я не помню случая, чтобы когда- нибудь впадал в панику. Но эта чертова ночь сыграла со мной злую шутку.
Любой ценой надо было снять бугель с обухами, которыми ванты крепятся к мачте. Ванты – это стальные тросы, и для нас они бесценны. Если они потонут, то нам нечем будет укрепить новую мачту. Начал снимать крепление. Обухи бугеля всегда мне поддавались с трудом, а тут они были обмотаны еще и проволокой, для прочности. Снял первый. И посчитал сделанное большой победой. Это было крепление штага, и Джу взяла его в лодку. Потом принялся за ванты. Время будто остановилось, хотя прошел уже час. Руки мои были изодраны, в ссадинах, кровоподтеках. К несчастью, выронил свои любимые клещи. И они тотчас пошли ко дну. Где-то лягут, пройдя через толщу воды в тысячи метров.
Я хорошо знал, что нельзя так долго находиться в воде. Акулы и в самом деле могут меня учуять, особенно сейчас, когда кровь обильно орошает волны. Обоняние у этих хищников чрезвычайно развито, а запах крови – прекрасный ориентир. Обычно акулы вертятся вокруг жертвы и, когда изучат ее тщательно, бросаются в атаку. Ночь такая темная, что я не вижу собственных пальцев. Для акул я теперь идеальная добыча.
Я не мог бросить мачту. Положение критическое, и любая потеря может стать для нас роковой. Какая вещь нам действительно потребуется, я не мог знать, да и не время сейчас об этом размышлять. Но не думаю, что ошибся, решив спасти все до последнего блока, до последнего винтика. Оставалось освободить еще два ванта. На мое счастье, справился с ними довольно быстро. Джу втащила их в лодку. Пора было уж и мне выбираться из воды. Борт у нас низкий, и требовалось лишь небольшое усилие, чтобы перевалить через него. Ухватился за борт, подтянулся и… сорвался в воду. Мускулы отказывались служить. Несколько раз пытался перелезть через борт и позорнейшим образом соскальзывал снова в воду. Даже лодка и та ухитрилась долбануть меня в ушибленное плечо. Позвал на помощь Джу. Она крепко ухватила меня за руки и волоком втащила в лодку. Странно, но то, что у меня не хватило сил, перепугало ее. Я же не волнуюсь, убежден: пройдет немного времени, и я отдышусь. Когда очутился в лодке, первое, что услышал от Джу:
– Все глаза проглядела. Очень боялась акул.
И умолкла. Если не можешь сказать что-нибудь приятное, лучше помолчать.
Я скорбно смотрел на обломок мачты. Мысли бежали быстро и четко. Последовательно и строго анализировал положение и все те варианты и возможности, какие оставались в нашем распоряжении. Как будто находил ся не в поврежденной лодке, а у себя дома, в Софии, за письменным столом.
Джу
Мы сделали все, что могли в данной ситуации. Перед тем как спуститься в рубку, я наблюдала, как нас бьет и швыряет: время от времени лодка зачерпывала бортом из какой-нибудь очередной волны. «Только бы не перевернуло!» – прошептала я как заклинание. Люк рубки мы оставили открытым, чтобы не утонуть, если лодку перевернет, и легли. Промокли до костей. Но через люк то и дело врывались и окатывали нас все новые сердитые волны. Мне было уже все равно.
– Как ты считаешь, может лодка опрокинуться? – спросила я у Дончо.
– При таких волнах, да еще к ним бортом – вероятность большая. Нет киля, вот ее беда.
– Да, но, может быть, и не перевернется, – продолжала я наступать.
– Наверняка не перевернется, – согласился Дончо. – Хочешь знать подробности? Видишь ли, если лодку опрокинет, то нам самим вдвоем ее обратно не перевернуть. Обломок мачты будет служить чем-то вроде киля и устойчиво держать ее кверху дном. Кроме того, на нашей лодке нет водонепроницаемых ящиков, которые делают любую спасательную шлюпку непотопляемой. А значит, через какое-то время она может затонуть. Так что нам следует вовремя перебраться в резиновую лодку. Завтра попытаемся вместо мачты приспособить гик грота. Он, правда, тонкий, но все же алюминиевый. Лишь бы хоть немного поутих шторм, иначе не представляю, как достану обломок мачты – она же в железной трубе и страшно тяжелая. Всегда ее поднимали только краном. Ну да авось удастся. На тысячу миль от нас Южная Америка, более чем 3000 миль до Маркизских островов и свыше 400 миль до Галапагосских. Горючего хватит не более чем на 500 миль.
Дончо
Как и всякий добросовестный человек, прежде чем уснуть, я подвел итоги дня. А они не столь уж сложные.
Даже вариантов всего лишь два: вернуться или продолжить экспедицию. Однако, чтобы принять окончательное решение, необходимо дать реальную и точную оценку своему положению и своим возможностям. Мысленно перечислил их.
Потери:
Сломана антенна, и вышла из строя радиостанция. То есть у нас нет связи с сушей, нет возможности