людей…

Помощник по снабжению не спешил уехать с прииска. У него и тут хватало работы. Пусть Нестеров думает о будущем, о людях, пусть посылает, если сумеет, транспорт и готовит прииск к зиме, а у Кина свои заботы.

Нестерову какими-то судьбами удалось наскрести в Оле еще два десятка лошадей, он купил у якутов оленей. Вьючный транспорт пошел через тайгу уже по снегу. Но на полпути его встретили беглые люди с приисков, рассеяли по лесу, уничтожили. Десятник, избитый, жалкий человечишка, приплелся в Оротукан и, плача и кляня судьбу, рассказал собравшимся о судьбе транспорта.

— Ну вот, — зловеще изрек Скалов. — Теперь, братва, все. Зубы на полку, тюленьи потроха!

— Бросай работу! — истерически выкрикнули из толпы. — Хватит! Давай в Олу, пока не поздно!

Вечером Скалов ходил по палаткам, прислушивался к разговорам, молчал, теребил редкую бородку на бледном лице. Светлые глаза его грустно смотрели на обреченных людей. Иной раз он подзывал кого- нибудь, тихо спрашивал:

— Уходишь?

— Ухожу. К дьяволу!

— Золото сдал?

— И не подумаю.

— Есть тут человек, цену хорошую дает. Хочешь — деньгами, хочешь — продуктами. Слава богу, нашлись добрые люди, отдашь — не пожалеешь. Будет с чем топать обратно.

Недалеко от прииска, в распадке, стояло рубленое зимовье без крыши. Здесь когда-то жгли уголь для приисковой кузницы. Давно потухли выжигательные ямы, ушли мастера. А в зимовье поселились трое здоровых мужиков с ножами у пояса.

Они встречали старателей настороженным вопросом;

— Кто послал?

— Скалов.

— Тогда заходи. Сколько у тебя?

Никто не знал, что именно сюда попала львиная доля товаров из разграбленного транспорта. В зимовье шла бойкая торговля. Старатели меняли золото на муку и табак, брали червонцы и уходили, в душе благодаря всевышнего, что удалось получить хоть это. Впереди лежал долгий путь к морю.

С последнего прииска «Союззолота», проклиная весь белый свет, и золото, и страшные горы, пошли на юг обросшие, голодные люди. И заглохли начавшие было жить маленькие поселки на верхних колымских притоках, засыпало снегом наторенные дороги.

Зимой победно загудела над тайгой метелица. Яркое, но холодное солнце осветило нетронутую белизну снега и льдов. В строгой тишине стояли мрачные горы. Ни одна человеческая фигура больше не маячила в этом мертвом крае. Все застыло, умерло.

Когда над Колымой повеяло первым мартовским теплом, из Олы выехал на собаках инженер Нестеров. Из-под низко надетой шапки на белый свет глядели неподвижные стылые глаза неудачника. Он ехал смотреть, что представляют собой прииски. Где они, эти прииски, где люди, где, наконец, золото, ради которого истрачены многие тысячи народных денег? Начинается весна. Скоро тронется лед, откроется море, и в Олу, к нему, инженеру Нестерову, приедет ревизия, спросят, где золото. Что скажет он? Ни денег, ни людей, ни золота. Даже его помощник и тот пропал в горах, сгинул, исчез.

Ни одна живая душа не попалась инженеру по дороге в тайгу. Прииски встречали его мертвой тишиной, холодным запахом нежилого в изодранных палатках, унынием запустения. Мертвые долины, пустые распадки… Что же это такое? Провал задуманного дела, позор, унижение, тюрьма.

В Оротукане он постоял над игрушечно-маленьким промывочным прибором, посмотрел на заячьи следы вокруг и, всхлипнув от жалости к самому себе, вынул из кармана полушубка револьвер.

Одинокий выстрел заставил собак поднять из снега морды. Заспанный каюр встал, подбросил в костер дров и не спеша пошел к начальнику. Начальник, странно скрючившись, лежал на снегу. Суеверный каюр что-то забормотал и быстро побежал прочь. В одно мгновение он поднял упряжку, расправил ремни, схватил остол и, щелкнув языком, погнал собак подальше от этого страшного места, где под снегом и мерзлыми торфами лежало нетронутое золото, а на снегу чернели капли свежей крови.

К вечеру из распадка на прииск пришел человек на лыжах. Он был одет тепло, по-якутски. На редкой бороде застыл белый иней. Подойдя к Нестерову, человек тронул уже остывшее тело палкой, повернул лицом вверх и снял со своей головы шапку. От влажных светлых волос пошел пар. Постояв минуту, зимовщик надел шапку, нагнулся к Нестерову, обшарил его и, ничего не тронув, пошел обратно в распадок.

Молча открыл он дверь зимовья, молча разделся и подсел к печке, где уже сидели трое.

— Кто? — спросил один из них.

— Нестеров. Застрелился.

— Царствие ему небесное, — сказал из темного угла густой голос и добавил: — Хороший был мужик, только характер бабий, не за свое дело взялся.

Все перекрестились и надолго замолчали.

На печке в котелке булькала похлебка. В избе пахло солониной, разваренной кашей. Захотелось есть. Вздохнув, зимовщики подсели к столу.

Пообедав, легли на нары, закурили. После долгого молчания Акинфий Робертович Скалов сказал:

— Весной жди заварухи. Понаедут сюда разные комиссии, обследователи, начнется история. Не дай бог попасться им в руки.

— Уйдем от греха, — ответили ему с нар.

— Куда пойдешь, да еще с таким грузом…

— К морю. Будем ждать хозяина там.

Через месяц, когда апрельское солнце начало уже всерьез подтачивать снег, а ночью мороз схватывал его плотной коркой, из распадка вышли четверо и остановились недалеко от бывшего прииска.

— Обождите тут, — приказал Скалов и пошел обратно к зимовью.

Он долго чиркал спичками, пока удалось поджечь щепки. Когда костер разгорелся, Скалов ударом ноги подбросил горящие поленья к самому углу зимовья и стал смотреть, как жадно облизывает огонь сухие бревна домика, в котором они прожили долгую зиму. Убедившись, что пожар не потухнет, пока не испепелит все до последнего бревна, он повернулся и пошел, не оглядываясь, по своей лыжне.

Над распадком в бледное небо поднялся столб редкого дыма. Так горит в безветрии только сухое, выдержанное дерево.

— Спалил? — спросили его.

Скалов не ответил. Сами видели. Он посмотрел на то место, где лежал инженер. Из-под обледенелого снега виднелся кусок черной овчины. Мех на ней едва колыхался. Скалов отвернулся.

— Пошли, что ли, — сказал он и посмотрел на спутников.

Они были добротно одеты, выглядели в своих полушубках и меховых шапках великанами. У ремня болтались ножи, за поясом косо воткнуты топоры. На заросших лицах топорщились бороды — две черные и одна светлая. Мужики впряглись в санки, с трудом оторвали от снега прилипшие полозья, охнули от натуги.

— Тяжелый, черт, — сказал густобородый и с уважением оглянулся на ящики.

Скалов улыбнулся: хозяин будет доволен. Можно сказать, вся добыча «Союззолота» за сезон. Не знал Нестеров, где искать свое золото. Рядом стоял и рядом застрелился, не выдюжил. Каждому свое.

Скалов шел на лыжах позади санок и смотрел в спины своим сообщникам. Одного из них он знал давно, — это был Петров, семеновец, который пришел еще на баржу. Двух оставил ему Никамура. Кто они? И как поведут себя? Золото делало врагами и не таких, а чистых людей. Скалов был начеку. Наган у него лежал в правом кармане.

По последнему снегу, мокрые до пояса, пришли четверо из тайги на берег застывшего моря верстах в шестидесяти восточнее Олы. Идти ближе к поселку они опасались. Уж очень дорогой с ними груз.

Ждать? Другого выхода не было.

Скалов выбрал густой лесок, приказал рубить здесь зимовье. За два дня срубили низенький домик,