показателей.
– Вот пришло письмо, – встретила меня мама однажды. – Прочитай внимательно до конца, а потом скажи свое мнение.
Писала бабушка из Кальварии. Жизнь с Викторией стала для нее невыносимой, и она переезжает в Ченстохов, к Михасе. Насовсем. Виктория нашла себе поклонника. Женатого. Отца четырех детей. Но она ни с чем не считается. Жена этого человека устраивает ей скандалы, шум подняла на всю Кальварию, а ей все нипочем. Деньги пусть мама теперь посылает на адрес Михаси. Бабушка так зла на Викторию, что не желает о ней больше слышать.
– Ну что ж, я прочла. Этого следовало ожидать. Обе хороши. Нельзя опекать взрослую дочь так, как это делала бабушка.
– Знаешь, что сказал Стефан? Что бабушка скоро приедет к нам. Они с Михасей не уживутся. У обеих трудный характер.
– Не верю. Приезд во Вроцлав для бабушки слишком большое унижение. Ведь это бы значило приехать ко мне.
– Стефан говорит, что это только вопрос времени.
– Будем надеяться, что он не прав. Ведь бабушкин характер вряд ли изменился на старости лет.
– И с Михалом тоже одно горе. Я о нем много раз спрашивала. Сначала говорили, что он учится, потом – что уехал тайком за границу. Но все это неправда. Он в Польше. Сидел в тюрьме, недавно вышел оттуда. Пан Винярский видел его в Кракове.
– Что ты говоришь! А за что он сидел?
– За какую-то спекуляцию. Ему дали два года.
– Ну и ну! Весь бабушкин мир рушится. Ханжа Виктория завела любовника. Михал сидел в тюрьме за спекуляцию!
– Теперь очередь за Михасей, – заключила мама не без злорадства. – Она бросила торговлю и работает в каком-то учреждении. Дети по-прежнему живут у свекрови. Посмотрим, посмотрим, как они поладят друг с дружкой!
Михал оказался легок на помине и вскоре появился у нас.
– Привет, Катажина, ты очень повзрослела, – сказал он таким тоном, словно мы виделись всего несколько дней назад. – Мама дома? А я вот приехал поглядеть, как вы тут, на «диком западе». Квартирка у вас хоть куда! Отдельная, надеюсь? И мебель классная! Ковры… Дай чего-нибудь поесть.
Подкрепившись, он закурил, удобно уселся в кресле и задремал.
– Не спи. Расскажи лучше, надолго ли приехал? И что думаешь делать?
– Поживу тут у вас немного, наберусь сил. Работать не собираюсь, работа дураков любит. Осмотрюсь, а потом что-нибудь придумаю. В Кальварии я оставаться не мог. Бабушка уехала в Ченстохов, а Виктория начала мне по обыкновению читать нотацию. Я не дал ей договорить, взял денег ровно столько, сколько нужно было на дорогу, и вот приехал.
Мама встретила Михала без восторга. Несколько дней он болтался по квартире, без конца включал на предельную громкость радио и радиолу, стряхивал на пол пепел с сигарет. Наконец я не выдержала.
– Мама, скажи ему! Ведь не будем же мы, в самом деле, содержать такого здорового жеребца. Пусть поищет работу. И научится уважать чужой труд.
– Ему нужно отдохнуть. Ведь он сидел…
Первого мая сбор участников демонстрации назначили на шесть тридцать утра. Как человек дисциплинированный, я явилась точно вовремя. Было пасмурно и не по-майски холодно. Дул резкий, пронизывающий ветер. Мы ждали до восьми на месте сбора, затем построились в колонну и с флагами и транспарантами двинулись по указанному маршруту. Но дойдя всего лишь до ближайшего перекрестка, снова остановились. Наш район шел в этом году последним.
Дежурные, главным образом работники отдела кадров, проверяли, кто присутствует. Отлучаться нам не разрешили. Внезапно флаги и транспаранты, прислоненные к забору, рухнули наземь. Нам здорово нагорело. Но время текло так медленно, что это внесло даже некоторое разнообразие. Мы ждали выступления Берута, назначенного на десять часов. После его речи началась, наконец, демонстрация.
Мой начальник пришел в кожаном пальто и говорил, что ему совсем не жарко.
– Спасибо, тесть посоветовал. Он у меня живой барометр.
– У меня, увы, такого тестя нет. Промерзла до мозга костей. А как-то раз я слишком тепло оделась на демонстрацию и пропотела насквозь. Но теперь вижу, что лучше потеть, чем мерзнуть.
Часов в двенадцать у меня ужасно заболело горло. Я знала: если сейчас же не лягу в постель, тяжелой ангины не избежать. Я разыскала секретаря парторганизации.
– Простите, нельзя ли мне уйти домой? Я слишком легко оделась и ужасно замерзла.
– Ни в коем случае! Уже девять человек отпросились. Больше я не отпущу никого. Как будет выглядеть наша колонна, если все разбегутся?
– Я вас не обманываю, я действительно вся дрожу от холода. Хотела уйти по-честному, с вашего разрешения. Но так или иначе, я все равно уйду.
– Вечно с вами какие-то истории. То юбка узка, то слишком холодно.
– Ладно, раз так – я остаюсь. Но скажу все же, что я на этот счет думаю. Демонстрация должна быть радостной. Ведь сегодня праздник! А разве это похоже на праздник? Народ только мучается, больше ничего!
Я повернулась и встала на свое место в колонне. Кое-как продержалась до конца, а придя домой в шестом часу, сразу же легла в постель. Выпила несколько стаканов чаю со спиртом. Потом заснула и спала
