– Ложись в постель, – сказала мама. – Я займусь этой женщиной сама. Поведу ее к Стефану, авось он что-нибудь присоветует.
– Всю жизнь буду вам благодарна за совет. Я там двоих внучат оставила на чужих людей. Хозяйство бросила. Такое горе, ни о чем другом думать не могу.
– Не отчаивайтесь. Что-нибудь придумаем. Только к первым встречным больше не подходите. Еще затащат куда-нибудь, решив, что у вас есть деньги.
Я легла в постель. У меня поднялась температура. Я дремала, просыпалась вся в поту, засыпала снова. Временами мне казалось, что я стою, а меня окатывают ледяной водой. Потом становилось жарко и душно, как в аду.
Очнулась я вечером. В маминой комнате горел свет. Я хотела позвать маму, но не смогла выдавить из себя ни звука. Сесть в постели мне тоже не удалось. Тогда, смирившись, я стала терпеливо ждать, пока мама зайдет сама. Наконец дверь открылась, и вошли мама и пани Дзюня.
– Видите, как ей плохо? – сказала мама.
– Прежде всего давайте вызовем врача, – решила пани Дзюня.
Теперь я могла быть спокойной и ничего не бояться. Врач сказал, что у меня тяжелая ангина. Мама и пани Дзюня ухаживали за мной, стараясь угадывать любое мое желание. И, как ни странно, жили в полном мире и согласии.
На работу я не ходила десять дней. Послала туда с соседским мальчишкой записку, сообщив, что я заболела. Больше всего меня беспокоило, что я безнадежно отстану в техникуме. Но ни читать, ни даже вышивать не было сил. Едва взявшись за что-нибудь, я тут же засыпала.
Стройка простаивала. Рабочие болтались без дела – ждали цемента. Начальник сидел у себя и составлял отчет.
– Хорошо, что вы пришли. Здорово вас потрепала эта ангина, вы похудели, осунулись. Ну, а теперь как самочувствие?
– Сил еще маловато, но в остальном все в порядке. Меня волнует учеба, трудно, наверное, будет наверстывать.
– Знаете, что я вам посоветую? У меня один приятель дает уроки. Он инженер-электрик. А вообще, чего он только не изучал: и филологию, и искусствоведение… Электротехника – его четвертая или пятая специальность. Мы вместе учились в гимназии, и только благодаря ему я по сей день умею решать задачи по тригонометрии. Он прекрасный педагог.
– Большое спасибо, помощь мне очень пригодится. Такой огромный материал. Я все время корпела над математикой, но увы, без особых результатов.
– Да, чуть не забыл. Уже три раза звонили, чтобы вы немедленно по возвращении на работу зашли в отдел кадров. Советую не откладывать.
По дороге в трест я купила три плитки шоколада для детей дежурной, чтобы как-то отблагодарить ее за сочувствие.
– Вот пропуск. Можно пройти? – спросила я официальным тоном, а затем, наклонившись к дежурной и дав ей шоколад, добавила шепотом: – Большое спасибо, всю жизнь буду вам благодарна за то, что вы предупредили маму.
Девушка в отделе кадров протянула мне какую-то бумагу и попросила расписаться.
Что такое? «Гр. Дубинская уволена с работы в связи с грубым нарушением социалистической трудовой дисциплины…»
– Пропуск оставьте у нас. За расчетом придете в день выдачи зарплаты.
Я вышла в коридор и еще раз внимательно перечитала бумагу. Все понятно! Приказ подписали: начальник отдела кадров, председатель месткома и управляющий трестом.
«Ничего не поделаешь, – подумала я. – Придется уйти».
Дверь комнаты секретаря парткома была приоткрыта. Секретарь сидел за столом. Я вошла не задумываясь, даже не постучав.
– Вам говорили? Я уволена за нарушение трудовой дисциплины. С партийного учета снимусь, когда найду другую работу.
– Что с вами, на вас лица нет! Вы болели?
– Болела.
– Я ничего не знал. Погодите, мы попытаемся что-нибудь сделать. Соберем бюро, вызовем начальника отдела кадров, он может отменить приказ. Надеюсь, у него не останется сомнений, когда он вас увидит?
– Спасибо, не надо. Я поищу другую работу. А вам вот что скажу. Прежде чем писать приказ, надо проверить факты. В другом месте мне, без сомнения, будет легче. У нас в последнее время сложилась ужасная обстановка. Людям надо верить. Правильно сказал товарищ Фронтчак, что самая прекрасная идея в руках недостойных людей…
Вернувшись на стройку, я, не говоря ни слова, положила начальнику на стол приказ о моем увольнении. Он огорчился, но сказал, что ожидал чего-нибудь в этом роде. Правда, он надеялся, что дело ограничится выговором.
– У одних неприятности из-за того, что их не отпускают с работы. У других, как видите, наоборот. Ну и времечко! Знаете, Катажина, по-моему, это и есть саботаж! Тот, кто придумал эту «бдительность», теперь, должно быть, локти себе кусает. Если, конечно, до него дошло, что у нас понимают под бдительностью. Что вы будете делать? Ведь вас, возможно, не оставят в покое.
– Не скажу, что я убита этим увольнением. Жаль только, что с вами не придется работать. У вас я делала свои первые шаги как строитель и многим вам обязана. А в остальном, что же… Мне ведь немного нужно. Я учусь, и тратить деньги мне просто некогда. Как-нибудь проживу. Лишь бы меня из техникума не
