отвечал. Потом были позваны тысяцкие, с ними князь тоже долго вел беседу. Тысяцкие разошлись к своим воинам, кликнули сотников, снова пошел разговор. И уже сотники что-то говорили самим дружинникам и ополчению. Все тихо и тайно, точно и у леса есть уши.
Елифан шел в пешем войске под предводительством новгородца Миши. Он плохо бился мечом, ни к чему такому учиться было охотнику-ижорцу, зато луком владел лучше некуда. Глаз точный, да и рука не слабая. Только чуть подучили боевыми бить и после не могли нахвалиться на ижорского помощника.
Когда встретились на берегу Тосны с конными князя Александра, Елифан отпросился у Миши сходить к князю.
– Зачем тебе? – подивился новгородец.
– Я же тутошний, места хорошо знаю, помогу тайными тропами пройти.
Воевода согласился:
– То дело. Иди.
Князь, завидев Елифана, кивнул ему как давнему знакомому:
– И ты здесь?
Ижорец подивился:
– А где ж мне быть? Князь, я могу проход показать.
– Покажешь, только от Пельгусия вестей дождемся, не ушли ли шведы. Не то и идти будет лишне, не пришлось бы догонять.
Елифана очень обрадовало появление Канюши, встретились точно после долгой разлуки. Канюша сразу поинтересовался:
– А где Самтей?
Елифан тяжело вздохнул:
– Нету Самтея… погиб он…
Но рассказать, как погиб, не успел, князь позвал обоих, долго обсуждал, как лучше незаметно подойти к самому берегу. Молодые ижорцы оказались очень толковыми, места вокруг знали отлично, каждый овражек, каждое болотце помнили наизусть, на бересте смогли нарисовать все осмысленно. Александр не мог нахвалиться на таких помощников.
Князь вспомнил, как ворчали на ижорцев бояре еще в Новгороде, мол, может, они договорились со шведами или ими же присланы. Заманят в болота и погубят. Сейчас, глядя на парней и слушая их речи, Александр думал о том, как разнятся дородные бояре, иногда готовые продать и сам Новгород, с вот такими простыми ижорцами, которые головы сложат за пусть далекую от них, но родную землю, за людей русских.
Елифан так и не рассказал Канюше о гибели Самтея, решил, что после скажет. Но после не пришлось.
Поутру войско так же тихо снялось с места и двинулось вслед за пришедшим вечером ижорцем. Шли след в след нехожеными тропами, стараясь не только не шуметь, но и вообще не издавать ни звука, точно были на охоте. Князь Александр усмехнулся: так и есть, они охотятся за врагом, пришедшим полонить их землю.
Теперь у меня не было подсказчика Вятича, приходилось думать самой, и я осторожно косилась на то, как делают все бывалые дружинники. Ничего, получалось, и Слава обихожена, и я жива. Устала, конечно, как собака, все же отвыкла от походной жизни на Анеиных харчах-то. Ничего, вот набьем морды шведам, тогда и отдохнем.
Если выживу, вернусь в Новгород, вымоюсь, наемся и залягу спать дня на два. Э-э, подруга, всего второй день на коне, а уже размечталась, помнится, во времена Батыя ты была куда выносливей. Ночами выла волком вместе с Вятичем, а днем потом еще и билась вместе с остальными. Сытая жизнь на всех плохо влияет, а потому, вернувшись в Новгород, я не стану ни отсыпаться, ни отлеживаться, ни даже отъедаться, а совсем наоборот, примусь снова и снова тренировать руки и глаза, потому что за время безделья меч стал тяжеловат…
Я корила сама себя, как могла, и вдруг стало страшно: если вернусь? А если нет? Ну и что, сама же твердила, что жизнь опасная штука, никто не выдерживает, все умирают. Но оказываться в числе этих всех в ближайшие дни совсем не хотелось. Да и годы тоже.
Мне стало не по себе, как бы такие дурные размышления не привели к тому, что стану осторожничать в бою. А это, во-первых, подло, во-вторых, бесполезно, потому что гибнут в первую очередь самые осторожные. Вывод: надо думать не о своей драгоценной шкуре, а о том, как бы не упустить Биргера. Решено: если князь Александр не сможет нанести ему рану, то это сделаю я. Жалко, конечно, Биргера и Лушку тоже, но допустить, чтобы он взял верх, я просто не могла. Менять историю можно, но не радикально, пусть ходит со шрамом, сам же говорил, что шрамы мужика только украшают. А не хотите ли, господин Биргер, украшеньице?
Шутить не получалось, но и страшно не было тоже. Хорошо это или плохо? Наверное, все же плохо. Я вдруг поняла, в чем разница. В Рязани я точно знала, что нам всем не выжить, и была готова просто отдать собственную жизнь подороже. Когда гонялись за Батыем, рядом был Вятич, за ним, как за каменной стеной, даже не каменной, а гранитной. А теперь я снова, как в Рязани, одна, знаю результат, но запросто могу погибнуть, несмотря на то что результат этот нам на руку. А страх показывать нельзя, меня сюда никто не звал, скорее наоборот. Нет, я должна показать всем, в том числе и Биргеру, и князю Александру, на что способна.
Меня вдруг озадачила мысль: что будет, если мы встретимся с Биргером лицом к лицу? Смогу ли я его убить? А он меня? Что за вопросы, только что собиралась разить Биргера копьем, если этого не сможет сделать князь Александр, а теперь сомневается, можно ли вообще его бить!
Я запуталась в своих чувствах окончательно и решила, что все встанет на свои места, когда снова раздастся звон металла, конское ржание и людские крики. Я опытный боец, и в сражении вопросы решатся сами собой.
С Пельгусием встретились на последнем привале. Людям было велено устроиться на ночлег все так же тихо и без костров. За лошадьми следить, чтоб не заржали. Но кони у дружины привычные, голоса зря не подадут. Князь позвал старейшину на совет.
Он смотрел на пожилого ижорца, принесшего такую пользу Новгороду, и думал, как и чем сможет его отблагодарить. Старейшина в свою очередь смотрел на молодого, едва материнское молоко на губах обсохло, князя и радовался, что у Новгорода такой молодой и такой разумный правитель. Пельгусий успел оценить и поступки князя, и обученность его людей. Хорошая дружина.
– Прости, не могу ничем тебя угостить, костров сам велел не разводить, – извинился князь перед Пельгусием. Тот в ответ усмехнулся:
– Ты, княже, я думаю, не в гости прибыл сюда, и не с подарками. Давай о деле, не то ветер сменится, опоздаем.
– Верно, пойдем говорить. – Александру очень понравился и сам Пельгусий, и его подход к делу. Себе ничего не просит, стоит, видно, за землю свою против вражин по зову души.
Снова долго расспрашивал о том, какова поляна, как стоят шнеки, с какой стороны лучше подойти… Мало того, Александр вдруг сам запросился сходить в лес к лагерю.
– Зачем тебе, княже? – подивился тысяцкий.
– Ушам доверяй, а глазами проверяй, знаешь такую поговорку? Сам хочу увидеть, что там и как. Я тоже могу осторожно.
Пришлось наряжать и князя в ветки и специально изготовленную обувь, такую, чтоб сухой сучок не хрустнул под ногой. Александр был в лесу недолго, только окинул взглядом берег, кивнул и отправился обратно. Ходивший с ним Канюша довольно качал головой:
– Князь, точно опытный охотник, ходит. Не хуже наших.
Новгородцы, что слышали эту похвалу, не сдержались:
– А наш князь во всем не хуже, что на мечах биться, что на коне сидеть, что охотиться…
И такая гордость звучала в их словах, что Пельгусий еще раз порадовался: любят новгородцы своего князя. Это хорошо, потому как за любым воеводой и на рать идти не страшно.
Ночь прошла беспокойно, но к рассвету и князь, и все остальные были на ногах. У Невы летом ночи почти и нет, вечерние сумерки не уходя вдруг переходят в неяркий рассвет. И хорошо, и плохо, не поймешь,
