Тон у Альберта серьезный, значит, снова будет разговор о делах и непорядке. Виктория зевнула:

– Это обязательно сейчас? Я так устала…

– Но у нас не бывает другого времени.

Королева уселась к мужу на колени и подставила губки для поцелуя:

– Я слушаю.

Альберт вздохнул, разговаривать о деле, держа жену в объятиях, едва ли возможно, но все же попытался. Он чмокнул ее в пухлые губки и уже открыл рот, но королева возмутилась:

– Нет, не так! Вот так!

Поцелуй был долгим. После этого была вызвана горничная, помогавшая королева переодеться ко сну. Принц удалился в гостиную.

Вот так всегда. Днем она кружится в вихре дел и развлечений, вечером, стоит начать о чем-то говорить, закрывает рот поцелуем, и на этом все разговоры, кроме совсем интимных, заканчиваются.

Чуть позже, когда она уже сидела на постели, обхватив колени руками и смотрела, как муж в ночной сорочке собирается задуть свечу, королева вдруг вспомнила, что он вообще-то собирался о чем-то говорить…

Альберт, услышав предложение вернуться к несостоявшемуся разговору, даже замер со свечой в руке. Вот в этом вся Виктория, она настолько эгоистична, что замечает только себя. Когда он мог и хотел говорить, она предпочла поцелуй, теперь, когда разговаривать просто неудобно, как ни в чем не бывало готова внимательно слушать. Он стоял с подсвечником в руке в ночной сорочке и думал, стоит ли вообще начинать все эти разговоры или его судьба все же быть ночной игрушкой, спаниелем Дэшем в мужском обличье?

И все же решился. Поставил свечу на стол и уселся на край кровати, подогнув под себя ногу. В руках у принца вдруг появилась целая связка метелок для смахивания пыли.

Виктория рассмеялась:

– Что это, Альберт? Ты изобрел новую метелку?

У королевы было игривое настроение, и она решила пошутить, зная страсть мужа ко всякого рода усовершенствованиям.

Но сам Альберт шутить не был намерен.

– Вот это, – он выразительно показал на метелки в руках, – это я собрал всего в нескольких комнатах дворца.

– И что?

– Виктория, они просто валялись, их забыли слуги!

О Господи! Не хватало еще только, чтобы он стал выговаривать из-за забывчивости слуг.

– Дорогой, для этого есть мажордом. И этим занимается Лецен. Если что-то не так, скажи баронессе, она разберется и накажет нерадивых слуг. Стоит ли…

– Виктория, стоит! Ни баронесса, ни мажордом ничем не занимаются. А слуги не подчиняются никому, кроме тебя или Лецен!

– Ну так пожалуйся Лецен! – в голосе королевы появились нотки гнева. Неужели она должна заниматься еще и этим – передавать недовольство мужа баронессе?!

Альберт встал. В нем боролись желание просто уйти, хлопнув дверью, и понимание, что Виктория просто не знает истинного положения дел. К счастью, победило второе.

– Сегодня, пока ты занималась в кабинете делами с лордом Мельбурном, а баронесса Лецен где-то отсутствовала, я вынужден был больше двух часов мерзнуть в библиотеке, потому что слуги разжигают камины только по распоряжению Лецен. Или твоему.

Ей очень хотелось капризно надуть губки и позвать: «Бедненький… ты замерз? Иди, я тебя согрею», но его вид был столь серьезен, что Виктория сдержалась.

– Дело не в том, что мне было холодно, а в том, что я здесь никто. – Он вдруг махнул рукой: – И даже не в этом, а в том, что во дворце полный беспорядок. На его содержание тратятся огромные деньги, но сколько их вылетает впустую, вот так! – принц показал на брошенные в угол метелки.

– Но… не могу же я следить еще и за метелками?

– Конечно, не можешь! К чему брать на себя ответственность за все? Но и баронесса Лецен просто не справляется, не может или не хочет наводить порядок. Так позволь мне помочь!

– Но, Альберт… ругаться со слугами…

– Никто не собирается отчитывать слуг, для этого есть мажордом, но вот с ним говорить некому, и проверять счета расходов на дворец тоже. Ты знаешь, что слуги меняют свечи даже в тех комнатах, где их вообще не зажигали? То есть новые свечи выбрасывают и ставят на их место точно такие же, а неиспользованные просто выбрасывают. На каждом шагу можно встретить валяющиеся метелки, перчатки ливрейных лакеев, какие-то замшевые тряпки… Они убираются с глаз долой перед приходом гостей, но не приводятся в порядок, а просто выбрасываются.

– И ты собираешься всем этим заниматься? Метелками, перчатками, тряпками…

– Нет, дорогая, – принц все-таки залез в постель, так и не задув свечу, – я собираюсь заняться бездельником мажордомом и счетами.

– Хорошо…

Виктория рвала и метала, она была раздражена до крайности.

– Дорогая, что случилось? Снова тори?

Шутка не удалась, взгляд у жены бешенный.

– Я беременна!

– Вик… ты?! – Альберт почти задохнулся от восторга.

– Да, в этом уже нет сомнений! – королева едва не плакала от досады.

Альберт вдруг опустился перед женой на колени, осторожно прижал руки к ее еще совсем незаметному даже через тонкую ткань ночной рубашки животу:

– У нас будет ребенок? Вик, дорогая, я так счастлив…

Она опомнилась. Да, конечно, это счастье, наверное, счастье. Ребенок… Дети… Внутри что-то подсказало: сопливые, орущие младенцы… А еще эта беременность! Бесформенная фигура, неуклюжая походка, тошнота… Ужас!

Альберт подхватил жену на руки, отнес в постель.

– Вик, неужели ты расстроена? Чем?

– Я стану толстой и бесформенной.

– Ты будешь толстенькой, кругленькой, потому что внутри тебя будет расти… уже растет маленькое существо.

– Родится орущий младенец.

– Родится очаровательный малыш, похожий на маму, с открытым ротиком и голубыми глазками…

– Ты перестанешь любить меня и будешь заглядываться на других дам с тонкой талией…

– Я буду любить тебя, как мать моих детей, и мне не важно, какая у тебя талия.

– Ты правда любишь меня?

В голосе почти отчаянье и слезы…

Он склонился над ней:

– Люблю… – Поцелуй легким прикосновением, словно дразня, обычно после этого она сама впивалась ему в губы, но на сей раз он не позволил, чуть отстранился. Глаза смотрели в глаза. – И теперь в два раза сильнее, потому что вас двое.

Тихий счастливый смех мужа заставил Викторию забыть все страхи перед орущими младенцами. И все же она строптиво возразила:

– Но детей не будем много!