жизнь. Выехали рано, только чуть рассвело. Коснец даже пожалел, мол, можно бы и подождать солнышка, чтоб не так знобко ехать. Любомир цыкнул на дружинника, хотя хорошо понимал, что тот ворчит просто так, чтоб только что-то говорить.

Степная дорога для лесного жителя тяжела, нет привычной защиты, вокруг пусто и голо. Один овраг как две капли похож на другой, непривычны запахи и голоса птиц. Но хуже всего степняки. Обычно русичи, если их немного, движутся степью очень сторожко, чтоб никто не заметил, не услышал. Костры ночами не жгут, только днем — горячий воздух от огня смешается с воздухом парящей степи и станет не виден издали. Дозоры несут на стоянках бдительно, прислушиваясь и всматриваясь в ночную тьму. Опасно в степи, всегда было опасно….

Но в этот раз точно специально шумели, правда, костров по ночам все же не жгли, но делали все, чтобы степняки их заметили. Дивились тому дружинники, но приказ старшего Любомира выполняли. Значит, так надо.

Их заметили на второй день, когда до Киева было уже далеко. Но Любомир не дал приказа обороняться, напротив, велел поднять княжий знак повыше. Только тогда поняли дружинники, что Любомир на переговоры к печенегам едет. Все же жутковато, степняк он и есть степняк, ему никто не указ. Те вели себя нагло, окружили, напирали конями, смеялись в лицо… Любомир велел толмачу, которого вез с собой, объяснить, мол, едет от киевского князя к их князю, чтоб вели скорее, дело не ждет.

Старый, обвешанный всякими знаками печенег хитро сощурил глаза:

— А к какому коназу тебе надо? Я не подойду? Я тоже коназ!

По тому, как захохотали вокруг него всадники, стало ясно, что издевается. Но Любомир вдруг вполне дружелюбно кивнул:

— Готов говорить сначала с тобой.

Тот снова захохотал:

— Сначала, говоришь? А если это твой последний разговор?

Что и говорить, хорош посул! Но Любомир глазом не повел, усмехнулся в ответ:

— Вели моих людей напоить, накормить, второй день без отдыха едем. И пойдем поговорим.

Печенег хмыкнул в ответ, что-то залопотал на своем, показал рукой куда-то в сторону перелеска, из которого они и выскочили, потом махнул рукой Любомиру:

— Поехали. Твоих людей пока отдельно от тебя подержат. Если за собой других урусов привел, плохо им будет. И тебе тоже.

— Вели не обижать, не то Угдею перескажу про ту обиду, — Любомир, казалось, не слышал угроз, спокойно тронул коня вслед за печенегом. Тот чуть приостановился:

— Ты к Угдею послан?

— Я ж тебе сказал, что к князю от киевского князя Игоря еду.

— Зачем?

Русич пожал плечами:

— Кто такие речи в степи на коне ведет? Давай сядем, поговорим.

— На коне? Мы на коне! Я на коне! Не хочешь так говорить, не будешь никак! — почему-то взъярился печенег. Этого было достаточно, чтобы дружинников схватили и вывернули им руки. Троим против тридцати не справиться, но Любомир успел остановить печенегов:

— Стой! Если князь узнает, как ты с посланцами Киева поступаешь, вряд ли поблагодарит!

— А откуда он узнает? Не было вас, никого мы не видели! — довольный своей выдумкой, захохотал печенег.

Любомир спокойно пожал плечами:

— Думаешь, князь Игорь только нас послал? Не то он вас не знает. Не-ет, он еще троих, таких, как я, отправил, хоть один да дойдет, все перескажет. И один из моих людей уже успел в Киев ускакать, сообщит, что мы у тебя.

Степняк ругнулся по-своему, хлестнул плетью по сапогу, что-то приказал, махнув рукой в ту сторону, откуда появились русичи. И без слов было понятно, что приказал нагнать уехавшего. А Любомир продолжал убеждать:

— А тому, кто первым послов к князю Угдею приведет, награда обещана. Не хочешь ли получить?

Печенег был стар и очень недоверчив.

— Сказать что угодно можно, чем докажешь?

Любомир сунул руку за пазуху. Несколько человек тут же натянули луки. Русич вдруг захохотал, даже откинувшись на коне:

— Не бойся, князь, я же с миром еду!

Вынул из-за пазухи бересту с начертанными знаками, протянул печенегу:

— Вот, смотри, здесь все прописано.

Несколько мгновений тот соображал, что делать — признаться, мол, не знает грамоты? Нашел выход, фыркнул как кошка:

— Я русской грамоте не обучен!

— А здесь не русской, здесь ромейской писано. Я слышал, что все печенеги ромейскую разбирают. А не хочешь сам глаза портить, кликни кого другого грамотного из своих.

Печенегу совсем не хотелось ввязываться в разбирательства с грамотой, он согласно кивнул:

— Хорошо, поехали, поговорим.

— А мои дружинники как же? Я без них никуда.

Беседа слишком затянулась, и степняк махнул рукой, чтоб отпустили и остальных русичей. Дальше ехали все вместе.

Вообще-то печенег оказался не таким зловредным, каким пытался себя изобразить. Он принял русичей в своем шатре вполне сносно. Но Любомир попросил разговора наедине. Пришлось остальным удалиться.

— Ну, чего ты хочешь?

Степняк сел, но саблю не снял. Меч Любомира тоже лежал рядом, он отказался отдавать оружие, напомнив, что послов не разоружают. В ответ печенег фыркнул, мол, послы и не приходят с оружием. Русич вдруг согласился:

— Но ведь не одни вы в степи, есть и другие, с которыми и говорить не о чем.

— А с нами есть о чем?

— Есть. Проводи нас к Угдею.

— А если не провожу? — Глаза печенега изучали лицо Любомира. Чувствовал, что не зря так уверен этот русич, но никак не мог решить, помогать ему или нет.

Любомир наконец решился, видно, встретил упорного на своем пути: пока не поймет, зачем идет русич к их князю, дальше не пустит, хоть костьми тут ложись.

— Князь киевский снова решил идти на Царьград….

Печенег расхохотался, хлопая себя по коленкам от удовольствия. Любомир спокойно смотрел на него.

— Да он уже ходил! Едва ноги унес! Игорю мало, еще захотелось?

Русич выждал, пока печенег отсмеется, и чуть устало пояснил:

— Потому и не справился, что один пошел. А ромеи зазнались, никого себе равными не признают. Наказать надо.

Знал, чем брать. При словах о равенстве у печенега даже желваки заходили. Видно, и его ромеи обидели. Любомир обрадовался, значит, задело за живое. Но сразу ничего говорить не стал, подождал, пока степняк сам спросил:

— Чего князь хочет?

— Чтоб вместе с нами пошли….

Любомир потянулся за чашей с напитком из кобыльего молока, который хорошо умели делать степняки. Он старался не смотреть на хозяина шатра, давал время обдумать услышанное. Спокойно пил молоко, даже чуть причмокивая от удовольствия. Видно, это заметил печенег, усмехнулся:

— Пей, пей, это не ваше коровье молоко! У кобылы и молоко другое!

Русич кивнул: