ещё редкое оцепление.
Всё происходящее над рекой и под мостом находило красочное отражение в невской воде, спокойной, как никогда. Короче говоря, такого завлекательного зрелища Санкт-Петербург не видел с той поры, когда глухой октябрьской ночью семнадцатого года революционные корабли Балтийского флота открыли неспровоцированную стрельбу по архитектурным шедеврам зодчего Растрелли.
Но в тот момент – по разным оценкам, великий, позорный и спорный – коллекционные крымские вина при желании можно было брать из подвалов Зимнего дворца задаром, а теперь бутылка сомнительного портвейна стоила в ночном магазине аж пятьдесят рубликов.
За что боролись, господа хорошие!
Людочка, размахивая журналистским удостоверением, бросилась к ступенькам набережной, где дежурили санитарные машины и куда спасательные катера доставляли матросов с гибнущего судна, чья корма постепенно задиралась всё выше и выше, ну совсем как у легендарного «Титаника», последние минуты которого были изображены на вывешенном по соседству рекламном щите страховой компании «Вера и Надежда».
Однако это был тот самый случай, когда перед лицом жуткой человеческой трагедии одинаково пасуют и женская красота, и авторитет четвёртой власти. Людочку несколько раз вежливо попросили отойти, а потом недвусмысленно послали туда, где в эту пору суток и должны находиться все молодые сексапильные женщины. Единственное, что она успела узнать, были тип и название злополучного судна – самоходная баржа «Лахта».
От обиды хотелось разрыдаться (тем более что Людочка давно не бывала там, куда её послали), но Ваня, всё это время неизвестно где пропадавший, потянул её за рукав:
– Пошли, я уже всё разведал.
Конфиденциальную информацию Ваня получил у так называемых речных бомжей, с баграми наперевес промышлявших на набережной (временами по Неве проплывало такое, что потом можно было неделю жить припеваючи, а уж пустые бутылки здесь даже добычей не считались). Рассказ этот был прост, суров и безыскусен, как и все невыдуманные истории.
Едва только успели развести мосты, как по Неве пошли караваны грузовых судов, многие из которых ожидали своей очереди уже вторые сутки. Погода стояла отменная, команды судов знали своё дело, и долгое время ничто не предвещало трагедии.
Внезапно баржа «Лахта» зарыскала носом, словно рулевой в последний момент решил изменить курс.
Столь неординарные события так заинтриговали речных бомжей, что они на пару минут даже оставили свой доходный промысел.
Когда «Лахта» оказалась точнёхонько под разведённым мостовым пролётом, вокруг неё заиграли какие-то тусклые огоньки, похожие на свечение болотного газа, а потом раздался сильнейший взрыв, буквально разворотивший носовую часть судна. Достаточно сказать, что многопудовый якорь едва не долетел до набережной.
Баржа сразу стала тонуть, а минуту спустя и вспыхнула, поскольку, согласно слухам, была загружена продукцией «Катушки» – деревообрабатывающего завода имени Володарского.
Ещё до начала спасательной операции несколько моряков «Лахты», оказавшихся за бортом, вплавь добрались до берега и успели поделиться с речными бомжами своими впечатлениями.
По их словам, когда до Литейного моста оставалось всего ничего, члены экипажа, находившиеся на мостике и на палубе, увидели перед собой совсем другой мост – абсолютно идентичный первому, но в отличие от него не разведённый. Правда, был он какой-то призрачный, нереальный, словно бы сделанный из стекла, хотя за его перилами виднелись гуляющие люди и проезжающие автомобили.
Рулевой, знавший невский фарватер лучше, чем телеса своей собственной жены, поначалу растерялся, однако вовремя взял себя в руки и вернулся на прежний курс. Но уже ничто не могло спасти обречённое судно. В тот самый момент, когда нос «Лахты», как в светящийся туман, въехал в этот призрачный мост, раздался роковой взрыв, погубивший всех, кто находился на баке…
Глава 12
Роковая любовь
Опергруппа собралась вместе только на следующий день, причём возле того самого кафе, где накануне Людочка прельщала Желвакова.
Сам влюблённый карманник, благодаря стеклянным стенкам кафе доступный любому нескромному взору, находился на условленном месте уже добрых полчаса. Держа наготове дорогущий, но безвкусно составленный букет, он поминутно поглядывал на часы.
– Побрился! Постригся! Ну прямо франт какой-то, – неодобрительно заметил Цимбаларь, не спавший уже которые сутки кряду и потому негативно относившийся почти ко всем проявлениям реального мира. – Изнемогает от чувств! Считает каждое мгновение, оставшееся до встречи! Уж лучше бы выпил для храбрости, Ромео задроченный.
– Зачем ты так? – пожал плечами Кондаков, с помощью парика и накладных усов неузнаваемо изменивший свою внешность. – Человеку можно позавидовать… Любовь облагораживает даже преступников.
– Только надолго ли, – буркнул Цимбаларь.
– Бывает, что и на всю жизнь… – Похоже, Кондаков собирался развернуть свою мысль. – Случалось мне однажды возглавлять культурно-воспитательную часть колонии строгого режима…
– Пётр Фомич, повремени со своими байками! – взмолился Цимбаларь. – Сам видишь, не до того… Лопаткина, ты готова?
– Лучше задай этот вопрос себе самому, – огрызнулась Людочка, выглядевшая сегодня как ожившая и похорошевшая кукла Барби. – А за меня можешь не беспокоиться.
– Вот и прекрасно… Просьба к тебе есть. Или совет, понимай как хочешь. Ты, когда с этим пидором разговор заведёшь, обмолвись про ночной взрыв. В том смысле, что симпатизируешь террору. Особенно если тот замешан на деньгах.
– Обмолвлюсь, – с хмурым видом пообещала Людочка. – Так вы, значит, утверждаете, что ночью Желваков не покидал своего жилища?
– Ни на шаг! – заверил её Кондаков. – Даже во двор по малой нужде не выходил. Через окно её справлял. Прямо на нас, бедолаг.
– Не трепись, – поморщился Цимбаларь.
– Вот так задачка, – задумалась Людочка. – Взрыв у Литейного моста, а Желваков в Обуховке. Как их связать воедино?
– Мао Цзедуна тоже поначалу нельзя было связать со смертью маршала Линь Бяо, – многозначительно произнёс Кондаков. – Но время пришло – и связали. От суда народов не уйдёшь.
– Какого хрена ты приплёл сюда этого маршала? – возмутился Цимбаларь. – Про него уже и думать давно забыли, а о вчерашнем взрыве все газеты трубят. Двое погибших, семь пропавших без вести, десять раненых! Баржа загородила фарватер Невы! Мост не могут свести! Убытки колоссальные!
– Лично я не думаю, что целью террористов была эта занюханная баржа, – заявил Ваня, одетый как девочка из приличной семьи.
– Если не баржа, так что же?
– Мост! Литейный мост! Вспомните, как было в прошлые разы. За мгновение до взрыва всегда возникал некий бестелесный призрак, как бы намекавший на истинную цель преступления.
– Цель? – возмутился Цимбаларь. – Какая цель? Каштановая аллея? Танцующие девицы? Паровоз серии «овечка»? О чём ты мелешь! Это всего лишь какие-то сопутствующие оптические явления того же порядка, что и мираж. К взрывам они имеют только косвенное отношение.
