тараканы.

Поутру корабли получили приказ выйти в море. В заливе Сен-Мало плавали несколько летчиков со сбитых английских самолетов, и флотилию послали их выловить. Погода была штормовой, и матросы ругались.

Сразу после выхода из бухты началась качка. Обычно море у Сен-Мало было зеленовато-голубым, но сейчас стало серо-белым. Белые буруны венчали крупные ядовито-зеленые валы – это напоминало тусклый налет на серебре. Впечатляющее зрелище, если под ногами у тебя твердая земля. Но «Альбатрос» скрипел и стонал каждым своим швом, и все, что осталось незакрепленным, было смыто за борт. На палубу обрушивались чудовищные волны; они вдавливали нос корабля под воду, он с трудом выныривал – но только для того, чтобы тут же уйти вниз. Словно живучие маленькие мышки, корабли упорно прокладывали себе путь сквозь бурлящее море. Оно дыбилось и выгибалось, и волны напоминали больших змей, извивающихся в муках, прыгающих, обвивающих и сдавливающих корабли, как будто пытаясь их раздавить. Но тральщики бесстрашно прорезали тела этих змей стальными форштевнями.

И именно в эту погоду Шмуцлеру пришло в голову пройтись по палубе. От лебедки до переборки кубрика был протянут линь. Хватаясь за него, кок шел по палубе с батоном хлеба под мышкой. Волна накрыла палубу, и Шмуцлер оказался верхом на ее пенном гребне, прижимая свой батон и глядя на мостик уже сверху вниз. Он не кричал и даже не казался испуганным, его лицо выражало лишь безграничное удивление. Волна, отхлынув, унесла его в море. Кока не было видно в течение нескольких секунд; затем он появился в сотне метров от корабля и через мгновение исчез навеки.

Днем корабли вернулись к пирсу в Сен-Мало.

Хальбернагель с ветерком подкатил на своем велосипеде, который затащил на борт, опасаясь, что его украдут.

– Вы нашли их?

– Да нет, черт побери, – сказал Мекель. – Все коту под хвост. Мы потеряли человека и батон хлеба, сожгли кучу угля.

Хейне, как обычно, возразил.

– Пусть из нашего похода ничего не вышло, – заявил он, – зато мы продемонстрировали наше желание спасти противника, оказавшегося в опасности в открытом море; в более высоком смысле, наши усилия не пропали даром.

– Попробуй объяснить это Шмуцлеру, – парировал Мекель.

Для них был приготовлен прекрасный обед. Расстарался кок штаба флотилии. Были поданы свиные ножки с кислой капустой и картофельным пюре и компот – все пребывали в восторге; Шмуцлер был похоронен и забыт.

После обеда Хальбернагель прочел лекцию. Он выступил в роли официального гида. Начал с общего описания купальных сооружений на пляжах Сен-Мало, затем обрисовал прелести вечерних прогулок по крепостному валу, после чего перешел к ценам на алкогольные напитки. И только тогда, когда Питт грубо прервал его возгласом: «Да переходи же ты к делу, Хальбернагель!» – он поведал, что в Сен-Мало только что открылся легальный армейский бордель. Там работают девочки из Парижа, которых он высоко ценит и рекомендует.

– Это ты просто так говоришь или познал на собственном опыте?

– Не беспокойтесь. В качестве платы за рекламу я попробовал нескольких девиц бесплатно.

– Нескольких?

– Разумеется, и многим понравилось.

– Перестань бахвалиться, – сказал Штюве.

– Черт побери, да ты с одного-то раза опрокинешься кверху килем, – поддел Питт.

Хальбернагель взъярился:

– Больше никаких услуг от меня не ждите. Я забочусь об их благе, а они еще издеваются. Знаете, что я сделаю? Я обойду все наши посудины и расскажу там об этой уникальной возможности, хотя и не собирался до завтра ставить в известность всю флотилию. Сегодня идут только хлыщи из штаба. А вы можете прийти завтра и встать в очередь.

– Вот черт, даже если мы пойдем сегодня, девственниц там, вероятно, уже не останется.

– Да уж, девиц там точно нет. Их печати уже взломали, и все у них гладкое, как орудийный лафет, – сказал Хальбернагель, собираясь уходить.

– Ты останешься здесь и посидишь, не раскрывая рта, – заявил Питт. – А потом отведешь нас в свое первоклассное заведение.

Они дали Хальбернагелю бутылку шнапса. Он уселся на ступеньку трапа и пил, ожидая, пока матросы оденутся. Затем под его руководством они отправились в город. Хальбернагель чувствовал себя сержантом, который ведет новобранцев в первое увольнение. Хейне, Бюлов и Фёгеле увязались за ними.

– Чтобы присмотреться к обстановке, – объяснили они Тайхману.

Хальбернагель оставил в кубрике свою бутылку со шнапсом. Тайхман достал кружку из посудного шкафа и стал пить. Спиртного в бутылке оказалось на три с половиной кружки. После каждой он выпивал бутылку пива. Потом он улегся на койку, но, почувствовав, что у него кружится голова, попытался на чем-нибудь сосредоточиться. Он стал думать о своих товарищах Штолленберге и Хейне и немного о себе. Ничего серьезного, ничего значительного… и тут он уснул.

– Что ты орешь, Ганс? Вы только посмотрите на него, валяется на койке пьяный, как сапожник!

– Лучше бы ты пошел с нами.

– Ты много потерял. Я никогда еще не видывал такой военной выправки.

– Смирно! Шагом марш! И мы входили, продолжая маршировать.

– Это была военная оргия.

– Хальбернагель, я назначаю тебя хозяином борделя. Да, ты не преувеличивал. И как знак твоего нового звания мы вручаем тебе эту резинку на ленте.

– Ее можно носить и в петлице.

– За Хальбернагеля!

– Кто выпил весь мой шнапс?

– И даже Фёгеле досталось.

– Тебе понравилось, Фёгеле?

– Да, пожалуй. Мы хорошо провели время. И поговорили тоже хорошо. Она приехала из Эльзаса.

– Ты рассказывал ей о Шварцвальде?

– Да, и о Вогезах тоже. С картинками, понимаешь, о чем я говорю? Я показал ей горы…

– Ха-ха-ха.

– Потом я ей показал, где течет Рейн…

– Ха-ха-ха.

– Ты, надеюсь, не забыл о притоках.

– Не-е, и озеро Гонстанц.

– Ха-ха-ха.

– Отбой в борделе.

– Ха-ха-ха.