прежнему приходилось выкидывать за борт, упокаивались в волнах, а не попадали в пасть жадного чудища. Рабы ликовали. «Да чтоб я сдох, — думал Кеннит, — если когда-нибудь пойму: мертвому-то какая разница?…»

Они вошли в Кривохожий с высоким приливом: только так и можно было проникнуть по донельзя заиленной протоке в довольно-таки пакостную лагуну, в мелководном конце которой еще и торчал деревянный скелет потерпевшего крушение корабля. Сама деревушка являла собой разношерстный ряд хижин и домиков, растянувшийся по берегу. Убогие жилища были выстроены из обломков корабельных досок, камня и плавника, выброшенного морем. Над крышами вились жиденькие дымки. У облупленного причала дремали два рыболовных суденышка, а на береговом песке покоилось с полдюжины деревянных и кожаных лодок. Сразу было видно, что жили здесь небогато.

«Мариетта» шла первой, и Кенниту приходилось признать (не без гордости, кстати), что сборная команда из моряков и бывших невольников, управлявшаяся на «Счастливчике», отнюдь не посрамила его. Люди работали, может, и не особенно умело, зато со всей душой. Так что «Счастливчик» благополучно проник в лагуну и бросил якоря. А на мачте его развивался флаг Вoрона — эмблема капитана Кеннита, хорошо известная всему пиратскому архипелагу. К тому времени когда с кораблей начали спускать шлюпки, на причалах собралась немалая толпа любопытных. У местных жителей — а здесь обитали бывшие невольники и иной беглый люд самого разного свойства — не было своего корабля, разве что вышеупомянутые рыбачьи суденышки А тут вдруг сразу два больших парусника соизволили посетить их гавань. Что они им привезли? Если не товары на продажу, так новости — уж точно!

Кеннит отправил Соркора на берег с поручением передать горожанам — дескать, желающие купить «Счастливчика» могут это сделать хоть прямо сейчас. Капитан, правду сказать, весьма сомневался, что в несчастном клоповнике отыщется хоть кто-то с деньгами, и, значит, усилия по захвату корабля хоть как-то окупятся. Нет, глупо было бы рассчитывать на подобное. Кеннит собирался попросту принять самое выгодное предложение — и сбыть вонючую посудину с рук. А с нею и рабов, теснившихся в трюмах. Про себя он старался даже не думать о том, сколько удалось бы выручить за этот живой груз, согласись упрямец Соркор признать его мудрость — и отогнать захваченное судно в Калсиду, на ближайший невольничий рынок. Что толку гадать, если все равно возможность безвозвратно упущена?

Его внимание привлекла пестрая флотилия гребных лодок, отделившаяся от пристани и буквально ринувшаяся к «Счастливчику»: там уже висели на фальшборте бывшие рабы, которым не терпелось скорее расстаться со своей плавучей тюрьмой. Кеннит нахмурился. Он никак не ожидал, чтобы здешние жители вот так с распростертыми объятиями кинулись принимать к себе новую порцию сброда. «Что ж, — сказал он себе, — оно и к лучшему. Чем скорее мы разгрузим и сбагрим „Счастливчика“, тем быстрее сможем вернуться в море и добыть что-нибудь более выгодное…» И капитан отвернулся, мимоходом приказав юнге проследить, чтобы никто его не беспокоил. Он не собирался в ближайшее время ехать на берег. Пускай сначала туда отправятся рабы. И Соркор. Посмотрим, какое гостеприимство им там окажут…

Сам капитан провел первые несколько часов стоянки за более полезным занятием. Он вновь просмотрел несколько превосходнейших карт, захваченных на «Счастливчике». Карты и другие бумаги были спрятаны в потайном шкафчике в капитанской каюте, и Соркор благополучно их прохлопал. Их обнаружил сам Кеннит, когда наконец решил удовлетворить свое любопытство и побывать-таки на борту пленного корабля. Бумаги капитана, посвященные денежным и торговым вопросам, его не очень заинтересовали, он лишь отметил про себя, что жене и детям покойного бедствовать не придется. Но карты!.. Чем внимательней Кеннит их изучал, тем более убеждался, что первое впечатление его не обмануло.

Карты среди моряков считались настоящим сокровищем. Бывало, за них отдавали целые состояния. Купцы и морские капитаны очень ревниво оберегали свои секреты. Ибо добывались они тяжелым и опасным трудом…

Так вот, карты работорговца являли собой ценность несколько иного рода, ибо давали хорошую пищу для размышлений. Они содержали лишь самые общие представления о Внутреннем Проходе и о том, как обойти Пиратские острова. Кое-какие проливы были нанесены с пометкой: «по слухам». О протоках между островами и тем более о реках сведений почти не имелось. Карта показывала расположение семи пиратских селений, из них два были помечены совершенно неправильно, а третье оказалось давно покинуто — как раз из-за того, что было слишком легко достижимо для проходивших мимо невольничьих кораблей. А те, уж конечно, не упускали удобного случая пополнить свой груз — чем, в частности, и снискали непреходящую ненависть Соркора.

Тем не менее карта была очень тщательно вырисована, и ее, со всеми ее неточностями и прямыми огрехами, явно ценили и берегли как зеницу ока…

Кеннит откинулся в кресле и некоторое время задумчиво созерцал облака, проплывавшие высоко в небе. Похоже, доставшаяся ему карта была далеко не худшей из тех, какими пользовались работорговцы. Так-так… «Вот что, стало быть, им известно о наших островах и о том, как их обходить. Значит… если оседлать основной пролив, тут и конец невольничьей торговле. Благо им, видимо, недосуг исследовать берега и прокладывать новые пути… А что если то же самое можно сказать и о капитанах живых кораблей?» Подумав так, Кеннит позволил себе слегка размечтаться, но вынужден был скоро отказаться от столь соблазнительной мысли. Живые корабли со своими семьями познавали здешние воды задолго до того, как тут появились работорговцы (а следом за ними, кстати, и пираты со своими тайными гнездами). Нет, купеческие семейства наверняка знают острова и проливы намного лучше калсидийских капитанов, перевозящих живой товар… И карты у них наверняка не в пример точнее вот этой, захваченной, только хороших карт работорговцам взять неоткуда, потому что сами они их не составляют, а купцы с ними не делятся. Какой торговец в своем уме будет делиться сведениями, которые могут дать ему прибыток?…

Кеннит вздохнул. «Итак. Что я выяснил такого, чего раньше не знал? Да почти ничего. И без того ясно, что работорговца поймать куда проще, чем живой корабль. Это, впрочем, вовсе не значит, что живой корабль захватить совсем невозможно. Просто придется хорошенько пораскинуть мозгами…»

Потом он снова стал думать о «Счастливчике». Когда он его посетил, на нем уже три дня как хозяйничали освобожденные люди. И вонь еще держалась, но с прежней ее уже невозможно было сравнить. И Рафо… Когда Кеннит отправлял его на трофейный корабль, он никак не думал и не ждал, что парень настолько рьяно возьмется за его поручение. Сколько сотен ведер воды они подняли из-за борта, чтобы вылить на палубы?… Там ведь в самом деле продолжало вонять только из распахнутых трюмных люков, да и то лишь потому, что на корабле оказалось скучено больно уж много народу. Люди кучками сидели на палубах — костлявые тела, облаченные в немыслимое рванье. Кое-кто пытался помочь морякам, остальные просто старались не попадаться под ноги. Иные же были всецело заняты одним важным делом: они умирали. И вообще ни на что уже не обращали внимания.

Кеннит шел по кораблю, прикрывая платком ноздри и рот и отовсюду на него смотрели спасенные рабы. Каждый пытался что-то тихо сказать пиратскому капитану. Глаза наполнялись слезами, а головы низко-низко склонялись… Сперва он решил, что внушает им ужас. Потом до него дошло, что людская толпа вполголоса благодарит и благословляет его. И он не мог решить, забавляло это его или раздражало. Ни с чем подобным Кеннит раньше не сталкивался и, не зная толком, как себя вести, на всякий случай изобразил свою обычную полуулыбку. И с нею скрылся в каюте, где раньше помещался начальствующий состав.

Как выяснилось, перекупщики рабов жили на широкую ногу. Это особенно бросалось в глаза по сравнению с тем, в каком скотском состоянии пребывал их живой товар. Кеннит даже согласился с той оценкой, которую Соркор, помнится, дал капитанскому гардеробу. Поддавшись мимолетному капризу, он велел раздать выморочные шмотки рабам: может, найдут им применение. Еще у капитана обнаружились солидные запасы благовонных трав для курения. «Наверное, чтобы смрада не чувствовать», — решил Кеннит. Сам он этой привычке никогда не был подвержен и потому опять-таки велел раздать курево невольникам. А следующей его находкой стали бумаги и карты съеденного