никогда не могла стать полностью своей среди обитателей матросского кубрика, не могла делить с ними настоящую дружбу. А дома… дома было примерно то же самое. Она давно потеряла из виду тех девочек, с которыми вместе играла в детстве. Наверное, большинство из них уже и замуж повыскакивали… За тех самых мальчишек, за которыми они когда-то шпионили, над которыми вместе хихикали… А она? Вот она — в ободранной одежонке мальчика-юнги, сидит в разнесчастной таверне паршивенького иноземного порта. Одна-одинешенька. И едва ли не единственное, что ей остается, — это поджать хвостик и ползти домой…
Да. Этак скоро она попросту разревется над своей горькой судьбиной. Все, пора баиньки. Допить последнюю кружечку — и наверх, в комнату, которую она оставила за собой до утра…
Тут с улицы в дверь вошел Брэшен. Обежал глазами общий зал — и немедленно обнаружил ее. На мгновение застыл на пороге… О, Альтия без труда угадала по его позе, что он был сердит. А еще — что он побывал в переделке. Под левым глазом багровел кровоподтек, обещавший назавтра превратиться в полновесный синяк. Но сердился он отнюдь не по этому поводу. Широкие плечи под чистой полосатой рубашкой были как-то по-особому напряжены, а в глубине темных глаз тлели искры. Альтия, как бы то ни было, не видела никакой причины пугаться или стыдиться. Она ведь не обещала всенепременно встретиться с ним, она лишь сказала «возможно». Так откуда же взялось это непонятное чувство неловкости?…
Брэшен широким шагом пересек таверну, высматривая свободный и несломанный стул. Такового не обнаружилось, и он присел на край скамьи, где сидела Альтия. Нагнулся к ней и заговорил отрывисто и резко:
— Могла бы просто сказать «нет». Совсем не обязательно было заставлять меня сидеть и беспокоиться, что с тобой произошло…
Она легонько побарабанила пальцами по столу. Потом подняла голову и посмотрела ему в глаза:
— Прости, господин мой. Никак не предполагал, что ты станешь беспокоиться из-за всяких ничтожеств вроде меня.
Она видела, как он метнул быстрый взгляд в сторону музыкантов. Те занимались своим делом и не обращали на них ровно никакого внимания.
— Ясно, — проговорил он ровным голосом. Глаза сказали намного больше. Она обидела его. Она совсем не хотела обижать его. Она даже не думала, что ее слова можно таким образом истолковать…
Он поднялся и пошел прочь. Альтия думала, что он совсем уйдет, но он лишь обратился к содержателю заведения, подметавшего с полу черепки битой посуды. Брэшен заполучил кружку пива и вернулся за стол. На сей раз он не дал ей возможности что-то сказать.
— Я начал волноваться и сходил назад на корабль. Я спросил старпома, не знает ли он, куда ты направилась… направился.
— Вот как…
— Вот именно так. И он мне про тебя… — Брэшен замолчал и коснулся наливающегося синевой «фонаря». — Короче, на «Жнеце» я больше не служу, — пояснил он коротко. И так глянул на Альтию, словно именно она была в том виновата: — На кой хрен ты им свое имя-то настоящее выболтала?
— Тоже старпом рассказал? — вздохнула она. Кажется, ее настроению уже дальше некуда было падать, но в этот момент так и случилось. Если старпом взялся трепать про нее направо и налево, ей, глядишь, вовсе будет не устроиться юнгой на новое судно. Альтия изведала всю бездну отчаяния.
— Нет, — сказал Брэшен. — Капитан. Старпом меня к нему привел, и они мне учинили допрос: знал ли я, что ты женщина.
— И ты сказал им, что знал? — Дело поистине становилось все хуже и хуже. Теперь они, наверное, решили, что она Брэшену за молчание платила собой…
Он ответил:
— А какой смысл был врать?
Остального ей знать попросту не хотелось — в смысле, кто стукнул его первым и что было потом. Какая разница?! Альтия просто мотнула головой, но от Брэшена было не так- то просто отделаться. Он желал довести разговор до конца. Отпил пива и потребовал у нее ответа:
— Так на кой ляд ты им настоящим именем назвалась? Неужели рассчитывала, что по такой рекомендации — с твоим на ней именем — тебя еще кто-то возьмет?
Он, кажется, поверить не мог в такую невероятную глупость с ее стороны.
— Это все для «Проказницы», — ответила она еле слышно. — Я думала использовать рекомендацию, чтобы плавать на «Проказнице»… в качестве владелицы и капитана…
— Каким это образом? — осведомился он недоверчиво.
И тогда она ему рассказала. Все как было, от начала и до конца. И, повествуя о бездумно брошенной Кайловой клятве и о том, как рассчитывала обернуть ее в свою пользу, видя, как Брэшен скептически качает головой, изумляясь наивности ее плана, Альтия думала: «Да зачем я ему все это рассказываю?»
И что в нем было такого, что заставляло ее открывать, ему душу, рассказывать ему о вещах, его-то никоим образом не касавшихся?…
Когда она закончила, он некоторое время молчал. Потом, в который уже раз, мотнул головой.
— Кайл, — сказал он, — нипочем не стал бы держать подобную клятву. Тебе пришлось бы выносить дело в Совет Торговцев. А я очень сомневаюсь, чтобы там тебя приняли всерьез… хотя бы и мать и племянник свидетельствовали в твою пользу. Всем известно — люди в гневе и не такие слова на ветер бросают. Начни Совет заставлять всех подряд выполнять такие вот клятвы — половина Удачного уже давно не своей смертью бы померла. — Брэшен пожал плечами. — А с другой стороны, вот уж чему не удивляюсь, так это твоему решению попытаться. Я всегда знал, что рано или поздно ты попробуешь «Проказницу» у Кайла отнять. Но только… не таким образом.
— А каким еще? — сердито поинтересовалась она. — Прокрасться на борт и перерезать ему, спящему, глотку?
— Значит, — заметил он сухо, — тебе это тоже в голову приходило.
Удивительное дело — Альтия ощутила, что улыбается.
— Почти сразу, — подтвердила она. Потом ее улыбка увяла. — Но мне просто необходимо забрать у него «Проказницу»… Хоть я и понимаю теперь, что еще не готова стать ее капитаном… Нет, не смейся, пожалуйста. Я, может, и тупая, но я учусь. А она — моя, и подобного не будет ни с одним другим кораблем. Вот только и закон против меня, и моя собственная семья… Порознь я еще могу с ними бороться, но вот вместе… — Она умолкла и долго сидела так, опустив голову. — Я очень много думаю о ней, Брэшен…
— И я тоже, — посочувствовал он. Кажется, он хотел утешить ее, но добился противоположного: Альтия ощетинилась. С чего это он так заговорил? «Проказница» — не его семейный корабль! Мог ли он скорбеть и тосковать о ней хоть вполовину так, как она, Альтия?!
Молчание тяжело легло между ними.
Тут в двери ввалилась еще компания моряков и заняла столик по соседству. Альтия посмотрела на Брэшена и поняла, что не знает, как ему ответить. Дверь вновь отворилась, впустив троих грузчиков, и они, не успев усесться, принялись громогласно требовать пива. Музыканты завертели головами, словно проснувшись, и дружно грянули разудалую песенку, которую перед этим наигрывали.
Скоро в таверне снова будет трам-тарарам, как повсюду…