помешал…
Альтия ушам своим не поверила:
— Циндин жуешь? Ты?
— Иногда, — стал оправдываться Брэшен. — Нечасто. И очень давно уже не…
— Мой отец всегда говорил, что от циндина погибло больше моряков, чем от всех штормов, вместе взятых, — мрачно сообщила ему Альтия. В голове у нее стучали кувалды.
— Вполне возможно, — согласился Брэшен. Наконец они миновали последнюю лавчонку и оказались в гавани, и тут он заметил: — И тем не менее, советую попробовать… Уж больно здорово все трудности куда-то на некоторое время деваются.
— Ага, — сказала Альтия. Ей показалось, что он начал шататься больше прежнего, и она обхватила его за талию: — Топай давай. Уже немного осталось.
— Вижу… Хотя погоди. Что там вообще случилось? В таверне?
Следовало бы на него рассердиться, но у Альтии даже на это не было сил. Ей стало почти смешно.
— Тебя, — пояснила она, — едва не похитили цапуны. Завтра подробности расскажу.
— Вот как… — протянул Брэшен и надолго умолк. Ветер проявил снисхождение и тоже на некоторое время притих. — Знаешь что? — снова заговорил Брэшен. — Я тут все насчет тебя думал. В смысле, что тебе следует сделать. Тебе надо отправиться на север.
Она мотнула головой, хотя в темноте он вряд ли что видел.
— Нет, — сказала она. — Больше ноги моей не будет ни на одном промысловике. Разве что деваться больше некуда будет.
— Да я совсем не про то. Я про дальние края тебе толкую. Уедь за Калсиду, в самые Герцогства… Там, на севере, корабли поменьше. И там не привыкли смотреть, мужчина ты или женщина — был бы работник толковый. Так, по крайности, мне говорили… Там бабы, случается, капитанами ходят. И даже целые команды из одних женщин бывают…
— Те женщины — из варварских племен, — заметила Альтия. — Они в родстве скорее не с нами, а с островитянами Внешнего. И, если верить тому, что мне говорили, племена эти заняты в основном тем, что всемерно истребляют друг дружку. Брэшен, они в большинстве своем даже не умеют читать! А брачные обряды, Са нас помилуй, справляют перед какими-то валунами…
Брэшен поправил:
— Не «какие-то валуны», а Камни Свидетельства.
— Мой отец там торговал еще прежде, чем у них разразилась война, — продолжала Альтия упрямо. Они шли по причалам, и ветер, неожиданно снова собравшийся с силами, положительно стремился свалить их с ног. — Отец говорил… — тут ей пришлось подхватить Брэшена, порывавшегося упасть, — отец говорил, они еще худшие варвары, чем калсидийцы. В половине домов даже окон со стеклами нет…
— Только на побережье, — Брэшен гнул свое с не меньшим упрямством. — Я слыхал, в глубине страны есть великолепные города…
— Да чтоб я в здравом уме с побережья куда-нибудь потащилась… Пришли! Вот он, «Жнец». Шагай осторожнее…
«Жнец», подталкиваемый волнами и ветром, беспокойно колебался у причала, натягивая пеньковые швартовы. Альтия ожидала, что Брэшена придется на себе затаскивать по трапу наверх, но, к ее удивлению, он взошел сам, и даже достаточно бодро.
Оказавшись на палубе, он выпустил ее плечо:
— Иди спать, юнга. Завтра рано отчаливаем.
— Слушаюсь! — пискнула она благодарно. Чувствовала она себя хуже некуда, и в особенности теперь, когда отдых сделался близким и достижимым. Она покинула Брэшена и устало поплелась в сторону трюма.
Там, внизу, не все еще спали. Несколько матросов сидело около тусклого фонаря.
— Что стряслось? — сразу спросил Альтию Риллер.
— Цапуны, — ответила она коротко. — Напали на нас с Брэшеном, да только мы отбились. Там нашли того охотника с «Крачки». И, кажется, еще двоих…
— Ох, чтоб им Са яйца пооткрутил! — выругался моряк. — И шкипер с «Резвушки» небось в закоперщиках?
— Не знаю. — Альтия была измучена до предела, говорить не хотелось. — А вот Паг — точно. И дочка его. Брэшену чего-то в пиво насыпали… Больше я к ним в кабак не ходок!
— Вот холера. То-то Йорд дрыхнет как убитый — выхлебал дозу, которая была тебе предназначена!.. Я, пожалуй, на «Крачку» схожу, — заявил Риллер. — Послушаю, что охотник вызволенный расскажет.
— И я!
— И я!
Люди, казавшиеся полусонными, проснулись точно по волшебству и дружно отправились послушать свежую сплетню. Альтия тихо понадеялась, что спасенный охотник сумеет оснастить свою историю красочными подробностями. Лично ей уже ничего не хотелось. Только заползти в свой гамак — и чтобы скорей оказаться посреди открытого моря.
Он сумел разжечь фонарь только с четвертой попытки. Когда на фитильке в конце концов затрепетал язычок пламени, осторожно опустил стекло и уселся на койку. Потом опять встал и нагнулся к небольшому зеркальцу, укрепленному на стене. Отвернул нижнюю губу и внимательно осмотрел. Хреново… Ему сильно повезет, если ожоги не воспалятся и он не заработает несколько язв. Как же он позабыл об этом свойстве циндина?… Он вновь опустился на койку и неловкими движениями начал стаскивать куртку. Она была совсем мокрая. Он даже не сразу понял, что левый рукав оказался промочен не только дождем, но и кровью.
Некоторое время он непонимающе разглядывал пятно. Потом опасливо поднес руку к затылку… Ничего. Шишка, но раны нет. Значит, кровь была не его. Он прикоснулся пальцем к пятну… Совсем свежая.
«Альтия?… Ее кровь?» Мысли тяжело и медленно ворочались в голове. Зелье, проглоченное вместе с пивом, все еще туманило его мозг. «Ну конечно, Альтия. Она еще говорила, ее тоже ударили. Ох, блин, ну что ж она не сказала, что у нее кровь идет?…»
Он испустил страдальческий вздох. Вновь натянул мокрую куртку и вышел в непогожую ночь.
Внутри форпика было так же темно и так же воняло, как и когда он сам жил здесь. Ему пришлось растолкать двух спящих матросов, пока наконец попался достаточно трезвый, который и указал ему, где Альтия. Девчонка, оказывается, угнездилась в уголке, где, по его мнению, и крысе было бы не повернуться. Взяв огарок свечи, он наполовину ощупью пробрался туда и принялся трясти Альтию за плечо. Она разразилась руганью и попыталась отделаться от него, но он все-таки ее разбудил.
— Идем в мою каюту, юнга, да подбери сопли — будем голову тебе зашивать! Еще не хватало, чтобы ты на неделю в постель с лихорадкой залег. Живо, живо! У меня на тебя лишнего времени нет!
Он скрывал владевшее им беспокойство, что было мочи напуская на себя раздраженный вид. Альтия последовала за ним к трюмному лазу, потом через палубу в его каюту. Даже в тусклом свете огарка была заметна ее бледность и то, как слиплись от крови волосы.
— Дверь-то закрой! — рявкнул он. — И так холодно!