— Юнга!.. — долетел снизу рев Торка. — Живо спускайся! А ну, шевели задницей!..

Уинтроу вздохнул:

— Право слово, этот тип нюхом чует, когда я хоть немножко развеселюсь. И сразу старается это исправить.

Отцепился от «вороньего гнезда» и начал долгий путь вниз.

— Заумно выражаешься, — напутствовал его Майлд. — Сказал бы лучше: «Прилип, как банный лист к жопе». И коротко, и понятно.

— А верно, — согласился Уинтроу.

— Живей, юнга!.. — снова проревел снизу Торк, и Уинтроу ни на что более не отвлекался.

Поздно вечером, занимаясь Ежедневным Прощением перед отходом ко сну, Уинтроу не мог самому себе надивиться. Сегодня его насмешил жестокий поступок. Он улыбался, когда ему рассказывали об унижении человека. В чем же тут состоял промысел Са?… И не отступил ли он, Уинтроу, от божественного пути?… Его охватило чувство вины, но он не поддался. Истинному жрецу Са не пристало заниматься самобичеванием. Оно лишь затуманивало разум. Если тебя что-то тревожит — постарайся доискаться причины. А потом устранить ее. Мучиться виной — не значит совершенствоваться. Это лишь признак сделанной ошибки. Уинтроу тихо лежал в темноте, размышляя, что же именно заставило его улыбаться. И почему. В первый раз за много лет он спрашивал себя, не была ли его слишком чувствительная совесть чем-то вроде преграды, отъединявшей его от товарищей.

— То, что разделяет, — то не от Са, — тихо сказал он сам себе вслух. И уснул — даже прежде, чем вспомнил, откуда это изречение. И вообще было ли в священных писаниях его веры нечто подобное.

Тощие острова впервые показались на горизонте в ясное и холодное утро. Путешествие на северо-восток привело корабль из пределов осени прямо в зиму, из более- менее ласковой погоды — в объятия тумана и вечно моросящих дождей. Сказать, что Тощие острова «высились вдалеке», было бы сильным преувеличением. Впередсмотрящий просто углядел вдали место, где катившиеся волны вдруг взрывались белой пеной и брызгами. Острова были низкие и плоские. Вылизанные морем скальные лбы и песчаные банки[58], почти скрывавшиеся в прилив. Альтия еще дома была наслышана, что здесь ничего нет, кроме камня, песка и очень скудной растительности, — потому-то острова и назывались Тощими, то есть бесплодными. Что привлекало сюда морских котиков, которые здесь дрались из-за самок, а потом спаривались и растили потомство, — она не имела никакого понятия. И в особенности при том, что всякий год в это время сюда приходили промысловые корабли и забивали их многими сотнями… Альтия смотрела вперед, заслоняя ладонью глаза от соленых брызг, летевших в лицо. Что за неисповедимый инстинкт вновь и вновь гнал сюда зверей, наверняка помнивших кровь и смерть своих соплеменников?…

«Жнец» оказался с подветренной стороны островов около полудня. И сразу же оказалось, что лучшая якорная стоянка уже занята расторопными конкурентами. При виде их капитан Зихель принялся отчаянно материться, причем так, словно это его корабль и команда были всему виной. Так или иначе, якоря были брошены, а охотники вылезли из своего кубрика. Альтия слышала от матросов — недавно они передрались за картами и едва не пришибли своего товарища, заподозренного в нечестной игре. Ей не было до этого дела. Ей, как юнге, приходилось их посещать с разными поручениями, и она убедилась, что они были матерщинники и забияки. Еще бы им не передраться — в тесноте да от безделья-то! Да пускай бы хоть вообще друг друга поубивали…

Так, по крайней мере, она думала во время перехода. Но вот «Жнец» благополучно бросил якоря, она принялась предвкушать первый день относительного безделья… и поймала себя на том, что готова начать маяться этим самым бездельем. Ее вахта как раз сменилась и большей частью спала. Альтия же решила воспользоваться дневным светом и более-менее тихой погодой и заняться починкой одежды. Занимаясь мелкой работой под фонарем, можно было испортить глаза, да и надоел ей спертый воздух внизу. Она облюбовала уголок в ветровой тени рубки, где почти совсем не дуло, но зато туда падал луч редкостного в эту пору солнца. Альтия только-только начала потрошить свои самые дырявые штаны, собираясь пустить их на заплатки для другой пары, когда старпом громко проорал ее имя:

— Эттель!

— Здесь, господин! — отозвалась она, вскакивая на ноги. Шитье полетело на палубу с колен.

— Собирайся, поедешь на берег. Будешь помогать свежевщикам, им там человек нужен. Шевелись!

— Слушаюсь! — крикнула Альтия. Это был единственно возможный ответ. При мысли о разделке туш ей форменным образом поплохело… что, впрочем, не сказалось на быстроте, с которой она ринулась исполнять приказание. Подхватив шитье, она спрыгнула в трюм и убрала недорезанные штаны куда подальше. «Завтра закончу… Если доживу». Всунула жесткие намозоленные пятки в толстые носки и тяжелые сапоги. По заросшим ракушками скалам босичком небось не попрыгаешь. Натянула вязаную шапочку на самые уши — и вихрем вылетела обратно на палубу. И как раз вовремя: вельботы[59] уже вываливали на шлюпбалках[60]. Альтия запрыгнула в ближайший вельбот и подхватила весло.

Моряки рассаживались грести, а охотники ежились на пронизывающем ветру, поглядывая друг на друга с видимым нетерпением. Они крепко держали любимые луки, стараясь уберечь их от воды. Промасленные колчаны со стрелами перекатывались по дну вельбота. Альтия что есть мочи орудовала веслом, стараясь не отставать от напарника. Вельботы «Жнеца» все вместе двигались к каменистому берегу, и на каждом была полная команда матросов, охотников и свежевщиков. В одной из лодок Альтия мельком заприметила Брэшена, сидевшего на весле. «Значит, будет командовать матросами на суше, — решила она. — Надо постараться не очень лезть ему на глаза. Ну да я буду свежевать, так что нам рядом и делать-то нечего… — Потом она принялась гадать, что за работенка ей может достаться, но скоро оставила бесплодный перебор вариантов. — Все равно сейчас скажут…»

Между тем корабль-соперник не только занял лучшую стоянку, его охотники еще и успели высадиться на самый многообещающий остров. Традиция же строго воспрещала разборки из-за промысловых угодий. События прошлого преподали урок, гласивший: распря кончится смертоубийствами и упущенной выгодой. Причем для обеих сторон.

На скалистых берегах почти не видно было зверья, лишь несколько очень старых самок нежилось на мелководье. Взрослые самцы уже убрались. Уплыли в никому не ведомые края, избранные этими тварями для зимовок. Альтия подумала: внутри острова, на песчаных полях, обнаружатся молодые самки с детенышами-сеголетками. Они задержались здесь, жируя на последних рыбьих косяках, набираясь сил перед дальней дорогой.

Охотники и свежевщики оставались в вельботах, а моряки, подгадав очередную волну, выпрыгнули в воду и, разогнав, вытаскивали суденышки на берег. Альтия наравне с остальными вброд выбралась на сушу. И сапоги, и штаны у нее при этом вымокли, так что холод сразу стал вдвое ощутимее.

На берегу быстро обнаружилось, какого рода поручения ей придется исполнять. Очень просто: все то, чем охотникам со свежевщиками неохота было заниматься самим. Ее вскоре обвешали всеми запасными луками, колчанами, ножами и точилами. Она следовала за промысловиками вглубь острова, сгибаясь под тяжестью ноши.

Альтию только удивляло, что охотники шагали совершенно не таясь и громко разговаривали между собой. Ей-то казалось — охота непременно подразумевала скрытность… выслеживание добычи…

На вершине первой же невысокой дюны она поняла свою неправоту. Перед нею открылась слегка всхолмленная внутренность острова. Морские котики целыми семействами спали на песке и между скудными кустами. Жирные создания едва обращали внимание на приближавшихся к ним двуногих. Большинство даже не пошевелилось, а те, что соизволили открыть глаза,