наблюдение.

И направляясь к Мемориальному мосту, бросил Чиуну:

— Нам никто не помешает.

Крышка багажника откинулась, и Пепси Доббинс, высунув на солнечный свет свою взъерошенную голову и широко раскрыв рот, стала глотать прохладный живительный воздух, словно выброшенная на берег рыба.

Чья-то рука ухватила ее за волосы и протащила несколько ярдов по ухоженной траве к круглой террасе, откуда открывался вид на Потомак, Мемориальный мост и мемориал Линкольна за ним. Наконец ее швырнули наземь. Пепси подняла взгляд. Перед глазами над плитой из песчаника трепетало оранжевое газовое пламя. На вмурованной в плиту мраморной доске было высечено:

ДЖОН ФИЦДЖЕРАЛД КЕННЕДИ

1917 — 1963

Знакомый мягкий голос произнес:

— Я говорил вам, что прошлое — это пролог.

Пепси сделала попытку подняться, но тут же чья-то нога, наступив на спину, прижала ее к земле.

— Кто... что... — ошеломленно произнесла она.

— Когда... где... как? — проговорил мягкий голос. — Может, это послужит ответом на ваши вопросы.

И возле ее руки легла папка с бумагой. Сквозь вырезанный на обложке прямоугольник виднелась первая страница. На ней было отпечатано:

КЮРЕ

Фильм Харди Брикера

Пепси оглянулась через плечо и увидела человека в черной бейсболке с буквами «ЦРУ». Он выбрил пухлые щеки, снял темные очки. Лицо и фамилия сразу же объединились в ее сознании.

— Вы Харди Брикер!

Тот холодно улыбнулся.

— Я говорил вам, что сценарий уже написан, и теперь вы участница фильма. Зачем было разглашать мой сюжет на всю страну?

— Сюжет?!

— Черт возьми! Вы требовались мне, чтобы снабжать меня пленками. Теперь КЮРЕ заставит молчать и вас.

— Что такое КЮРЕ?

— Подлинное название тайной смертоносной организации, которую я именовал эр-икс.

— А почему не КЮРЕ?

— Потому что кто-нибудь мог украсть заглавие. К тому же мне не хотелось, чтобы Смит отправил своего ассасина с широкими запястьями за мной по следу. По крайней мере пока я не отстрелялся.

— Вы имеете в виду съемку? Или стрельбу в прямом смысле слова?

— И то, и другое, — ответил Харди Брикер. — Поскольку вы знаете о Смите, то должны знать о КЮРЕ и ассасине с широкими запястьями.

— О КЮРЕ я ничего не слышала. Все эти сведения я получила от маленького азиата, который, называл себя Чиун. Познакомились мы в самолете.

Лицо Брикера приобрело задумчивое выражение.

— Человек с широкими запястьями говорил о доме ассасинов в Азии. Перед тем как заставить меня молчать.

— То есть?

Харди Брикер тяжело вздохнул.

— Он подошел ко мне, когда я читал лекции в Гарварде. Сказал, что я случайно наткнулся на истину. Что есть тайное теневое правительство, осуществляющее свою волю убийствами и тайными операциями. Что называется он КЮРЕ. Возглавляет его человек по фамилии Смит. Я оказался во всем прав. Мой фильм «ЦРУ» оказался куда ближе к истине, чем я мог представить. А потом этот ассасин что-то сделал со мной, и я лишился разума. То есть памяти. Больше года бродил по улицам Кембриджа, питался отбросами и подаянием, пока один студент-кинематографист не узнал меня и не позвонил моему агенту. Операция на мозге вернула мне память. Я вспомнил, что я Харди Брикер. И то, что человек с широкими запястьями со мной сотворил. Тогда-то я и поклялся разоблачить его и бесчеловечную, расистскую, фашистскую инфраорганизацию, которая им руководит.

— И ради этого разоблачения убить Президента?

Харди Брикер равнодушно пожал плечами.

— В Голливуде я не был больше года. Меня забыли. Мне требовался громкий успех. К тому же лично я никого не убивал.

— Но ведь это Президент Соединенных Штатов!

— Это мерзавец, который продал кинопромышленность около года назад во время переговоров по ОСТТ! — взревел Брикер. — Весь Голливуд чувствовал себя преданным.

— ОСТТ? — переспросила Пепси.

— Это общее соглашение по торговле и тарифам. Французы добивались концессии, защищающей их дрянную кинематографию от крупнобюджетных фильмов США. Президент клялся направо и налево, что не уступит. Но уступил. Мировой лидер, не защищающий основную индустрию развлечений своего государства, недостоин жизни. Я думаю так.

— Но кто же убил Президента?

Харди Брикер возбужденно вскинул руку.

— Кто? Кто?! Вы не поняли? Этого не знают даже непосредственные исполнители. В том-то и прелесть! Никто не знает всего фильма. У каждого своя роль, но никто не представляет, что происходит. Даже мои ближайшие помощники не посвящены в замысел. У меня есть умельцы, которые считают, что изготавливают бутафорские копии вещей для моей постановки. Есть агентство талантов, вербующее двойников. Есть врач-мексиканец, который вживляет мозговые центры животных в головы двойникам.

— Что, простите?

Брикер успокоился.

— Французский метод. Разработан в конце восьмидесятых. Сверлишь отверстие в черепе, вводишь мозговые клетки других животных, управляющие инстинктами, и они дремлют, пока их не активизирует вдыхаемый стероид. Поначалу такое проделывали на животных. Перепела кукарекают петухами, так как считают, что они петухи. Собаки крякают Львы полагают, что умеют летать. Долго они не живут. У меня есть мычащая коровой обезьянка. Их называют химерами. Я всего лишь воспользовался этим открытием, чтобы воздействовать на людей. Мой Гила Гинголд считал себя аллигатором. Двойник Трэша Лимбергера — слоном-отшельником. Он не был слоном, но при трехсотфунтовом теле и адреналиновом воздействии стероидов очень на него походил.

— Это безумие! Вы убили Президента только для того, чтобы сделать фильм?

Харди Брикер принял оскорбленный вид.

— Собственно говоря, это документальная драма. Для меня все засняли съемочные группы, выдающие себя за журналистов. Пленки, что принесли вы, придутся весьма кстати. Когда они будут смонтированы и озвучены моим дикторским текстом, именно моя версия событий войдет в учебники истории. Президент предстанет мучеником за всеобщее здравоохранение. И кто знает, возможно, закон о всеобщем здравоохранении будет-таки принят к тому времени, когда я буду произносить очередную