– Давно пора возвратить мне голос – выпалила Скуирелли. – У меня есть план.
– У бунджи есть план! – с волнением вскричал Кула.
– Что за план? – подозрительно уставился на нее Чиун.
– Минутку. – Не вымолвив больше ни слова, актриса взобралась на снежный утес и тотчас оказалась на виду у солдат внизу, вертолетов вверху танков, грузовиков и джипов у подножия горы. Женщина громко запела:
Голос Скуирелли достиг такой высоты, какой никогда еще не достигал ни на сцене, ни на экране, ни в реальной жизни. Наиболее высоко взятая ею нота вознеслась в невероятную высь, в неземные обители звука.
Все живые существа на горе, начиная людьми и кончая снежным леопардом, замерли, воззрившись на певицу с таким необыкновенным голосом.
Почувствовав, что целиком завладела вниманием аудитории, Скуирелли Чикейн запела еще громче.
К сожалению, никто больше не услышал ни единого звука. Вверху, над линией снегов, что-то загрохотало, заревело, заухало, и этот грохот, этот рев погнали перед собой бесчисленные тонны снега, льда и острых обломков скал.
Лавина!
Это слово, словно снаряд, взорвалось сразу в сотнях умов.
Мастер Синанджу стремительно взлетел на утес и стащил Скуирелли оттуда. Спускалась она нехотя, но все же спустилась.
– Прячьтесь! – крикнул он остальным.
Бесчисленные тонны снега, льда и обломков скал, соскальзывая вниз, сметали все на своем пути. Беглецы едва успели спрятаться за большой скалой и, сидя там, молились богам, которые пожелали бы их услышать в этом грохочущем аду.
Когда наконец снежный обвал кончился, воцарилась звенящая тишина, полное беззвучие.
Из сугроба вынырнула лысая желтая голова, поросшая кустиками черных волос. Мастер Синанджу внимательно осмотрелся и, нагнувшись, вытащил Скуирелли Чикейн за ее шафранно-желтые волосы.
– Я это сделала! Сделала! Сделала! – радостно завопила она.
Следующими, как медведи после долгой спячки, из снега вылезли Кула и Лобсанг.
У подножия горы высились огромные завалы. Уцелевшие танки отползали прочь. Вертолеты же разлетелись, как испуганные вороны.
– Я сделала это! Сделала! Я покарала подлых китайцев! – ликовала Скуирелли.
– Мы еще не свободны, – заметил Чиун, глядя на вертолеты, которые, как стервятники, вновь слетались на еще живую, но уже агонизирующую добычу.
Из подвешенного под фюзеляжем репродуктора послышался властный голос, сказавший на чистейшем китайском:
– Я предлагаю вам безопасный проезд к Гонггарскому аэропорту. Согласны ли вы принять мое великодушное предложение?
– Ни за что! – вскричала Скуирелли, грозя вертолету своим кулачком. – Я правильно говорю? – справилась она у своих спутников.
Никакого ответа не последовало.
И тогда актриса повторила:
– Я правильно говорю?
Азиаты смотрели на нее недоверчиво и качали головами.
– Неужели вы не видите? Это кульминационный пункт! Бунджи-лама своим невероятно могучим голосом взывает с вершины скалы к противостоящим ей негодяям. Великолепный игровой момент! Попробовал бы сам Спилберг превзойти меня. Готова побиться об заклад, что горожане уже пляшут на улицах, радуясь, что негодяев настигло наконец возмездие.
Все взгляды обратились на Лхасу. Те, кто слышал грохот ревущей лавины, наверняка видели поражение, нанесенное силам Народно-освободительной армии.
– Они вот-вот должны высыпать на улицы! – с трудом переводя дух, заявила Скуирелли.
Но Лхаса осталась спокойной.
– Что с ними? Неужели они не понимают, что их освободили?
Когда стало ясно, что и на этот вопрос никто не ответит, актриса сложила рупором ладони и попыталась оповестить Лхасскую долину о радостных новостях.
С вершины горы донесся короткий предостерегающий шум.
Мастер быстро дотронулся рукой до горла Скуирелли, она что-то пропищала, как испуганная мышь, а затем и вовсе умолкла.
Вы все ревнуете, потому что вас спасла женщина, пыталась крикнуть она. Но они спокойно беседовали между собой, абсолютно ее не замечая.
– Я пришел сюда, чтобы водворить бунджи-ламу на Львиный трон, – спокойно рассуждал мастер Синанджу. – Я это сделал.
– Верно, – с готовностью подтвердил Кула.
– Отныне бунджи-лама является полноправной правительницей Тибета.
Вы забываете о законах жанра, идиоты, ругалась про себя Скуирелли. Публика с нетерпением ждет.
– Возможно, – продолжил Чиун, – этой бунджи-ламе не суждено было освободить Тибет.
Все посмотрели на Скуирелли так, словно она переврала свою роль.
– Вполне возможно, – допустил Кула. – В конце концов она белоглазая. Да еще женщина.
– Чему быть, тому не миновать, – молвил Лобсанг. – Кто из нас может остановить вращение неумолимого Колеса Судьбы?
– Стало быть, решено, – подытожил Чиун. – Мы сделали все, что могли. И теперь надо спасаться бегством, чтобы дождаться более удачного, благоприятного времени.
Кому вы вешаете лапшу на уши, молча возмутилась Скуирелли.
Но они уже пришли к окончательному решению. Актриса вновь оказалась в вероломных объятиях Кулы, и все четверо начали спуск. Вряд ли могло быть хуже, разве что ей бы пришлось играть роль какого-нибудь бессловесного животного или, упаси Боже, ребенка.
Глава 38
У подножия горы бунджи-лама и ее спутники нашли пустой джип. Уже после того как отъехали, они заметили шофера. Он прятался под шасси и так и остался валяться на земле с вывалившимися из раздавленного тела кишками и языком.
За рулем сидел Кула. Никто не преследовал их по пути в город – отстал даже вертолет, который сулил им безопасный проезд. Он улетел в Гонггарский аэропорт.