волос. Бей его в грудь.
– У него там цепи.
– Тогда бей в пах.
– У него там шипы или еще что-то, – поделилась открытием Памела.
– Ну, тогда сломай ему лодыжки. Или не знаю что.
– А ты-то что сделал?
– Я их завернул, прежде чем убить, – сообщил ей Римо.
– Во что ты их завернул?
– В покрывало.
– В мое чудесное новое покрывало?
– В то, которое было на кровати, – пояснил Римо.
– Если оно испачкалось, я тебя убью, Римо.
– Я ничего не мог поделать, – отозвался Римо и, дабы искупить свою вину, прикончил многокрасочное чудище тем, что отправил ребро прочно и навеки в бьющееся сердце, которое с той поры биться перестало.
– Почти вовремя, – сказала Памела. – Мог бы помочь мне и пораньше. А с теми тремя ты неплохо справился. – Она вздохнула. – Теперь, как я полагаю, настало время разбирательства с полицией. Бумажная волокита и прочие прелести. Твою мать!
– Ну, пока, – сказал Римо.
– Ты что, уходишь и оставляешь меня со всем этим?
– Кто-то всегда забирает трупы, – ответил Римо. – Раньше меня это немного беспокоило. Но мне еще ни разу не доводилось видеть, чтобы тело лежало неубранным слишком долго и отравляло бы атмосферу. Не знаю, впрочем, как будет с этими ребятами. Возможно, это будет первый случай.
– Это панки. Они думают, что это красиво, так я полагаю, – заметила Памела. – Пошли. Оставим их тут.
– Я иду один, – сообщил ей Римо.
– Ты меня не оставишь. Я не несу ответственности за твои трупы, – заявила она.
– Я тебя спас, – напомнил ей Римо.
– Я бы сама их сделала, – возразила она. – А кроме того, ты нуждаешься во мне. Я разбираюсь в компьютерах. А ты даже не знаешь, что такое режим.
– Мне плевать на режим.
– Так вот, тебе надо знать это, если ты собираешься выследить тех, кто за этим скрывается. Тебе надо знать очень много таких вещей, которых ты не знаешь. Или тебе нужно, чтобы рядом с тобой был кто-то, кто в этом разбирается. Я и есть этот кто-то, – сказала Памела и ткнула себя большим пальцем правом руки в большую левую грудь.
– А тебе-то что до этого? – удивился Римо.
– Извините, сэр. Четверо психов врываются в мою квартиру и пытаются меня убить. На моих глазах у нашего менеджера лопаются барабанные перепонки. Ко мне пристают, меня преследуют, голос по телефону надо мной издевается. Мне нужен этот человек, кто бы он ни был. Я его безумно хочу.
Она уже выскользнула из халата и через голову натянула платье. Подобрав с полу пистолет, она так мастерски спрятала его под платьем, что со стороны совсем ничего заметно не было.
– А это тебе зачем? – спросил Римо, указывая на пистолет.
– Когда мы их найдем, я собираюсь отстрелить им гениталии. Теперь ты знаешь все. Ты счастлив?
– А если это окажутся женщины? – допытывался Римо.
– Им тоже есть куда стрельнуть, – ответила Памела Трашвелл.
Но когда они пришли по адресу, который назвал им умирающий панк, Памела слабо застонала.
– Я так и думала. Они опять нас надули.
– Это то самое место, – сказал Римо. – Он не врал.
Римо огляделся по сторонам. На углу никого не было. Два часа ночи, а улочка столь гнусная и столь пустынная, что даже местные хулиганы не осмеливались сюда заглядывать. Полицейские разъезжали в машинах по двое, держа на коленях пушки со взведенными курками.
За спиной у Римо и Памелы было крохотное отделение какого-то банка. Банк был закрыт на ночь, и единственный звук, который раздавался в этом пустынном районе, – это был топот лапок крыс, покинувших свои дома в канализационных трубах и теперь перебегавших от одного мусорного контейнера к другому.
– Он говорил, что всегда мог выйти на связь. Всегда. Я заключил, что это означает – двадцать четыре часа в сутки, – сказал Римо.
– Он опять надул нас, – повторила Памела.
– Откуда ты знаешь, что это он? У меня есть только номер. Двести сорок два. Откуда ты знаешь, что двести сорок два – это он?
– Пока я не увижу ее, это будет он, – заявила Памела. Она хотела было сказать что-то еще, но осеклась и в волнении посмотрела на Римо. – Он здесь, – сказала она, кивком головы указав на банк.
Римо заглянул внутрь, но не уловил ни малейшего признака жизни. Впрочем, в этом не было ничего необычного – порой случалось так, что он испытывал аналогичное чувство, когда в банке было полно служащих.
– Где? – спросил он.
Памела опять кивнула. На этот раз она указала на автомат, обналичивающий кредитные карточки, – серый металлический ящик, накрепко вмонтированный в фасад здания.
– Набери номер, – велела она. – Ну, давай!
Римо набрал 2-4-2. Экран зажегся. На сером фоне возникли яркие зеленые цифры. Цифры помигали, помигали, и их место заняли буквы. Послание гласило:
«ПОЗДРАВЛЯЮ С УСПЕШНЫМ ВЫПОЛНЕНИЕМ ЗАДАНИЯ. ПОЖАЛУЙСТА, СООБЩИТЕ, КАК ВСЕ БЫЛО».
– Ну, вперед, – Памела подтолкнула Римо локтем.
– Мы убили мужчину и женщину, – сообщил Римо.
На экране вспыхнула новая надпись:
«ВЫ УВЕРЕНЫ?»
– Уверены. Он умер хорошо, – ответил Римо. – А женщина наделала много шума.
«ЧТО ЗА ШУМ?» – спросил экран.
– Хороший шум, – ответил Римо, посмотрел на Памелу и пожал плечами. Что тут еще можно сказать?
«ТЫ ЛЖЕШЬ», – заявил экран.
– Откуда ты знаешь?
«ПОТОМУ ЧТО Я ВИЖУ ТЕБЯ. Я ВИЖУ ТЕБЯ И ЭТУ НАДОЕДЛИВУЮ БРИТАНКУ С БОЛЬШИМИ СИСЬКАМИ. СКАЖИ ЕЙ, ЧТО Я ХОЧУ, ЧТОБЫ ОНА ОБЛИЗАЛА ПОЖАРНЫЙ ГИДРАНТ».
– Сходи прогуляйся, – посоветовал Римо.
«КТО ТЫ? МНЕ НЕ УДАЛОСЬ ВЫЯСНИТЬ, КТО ТЫ ТАКОЙ».
– Тебе и не полагается это знать, – ответил Римо.
Автомат выдвинул из себя маленький ящичек. В нем лежала пачка стодолларовых банкнот толщиной в дюйм.