у тебя никогда раньше не бывало неудач?

– Таких – никогда.

– А-а.

Чиун проглотил еще пригоршню риса.

Прошло несколько минут, показавшихся Римо вечностью.

– Что означает это «а-а»? – спросил он.

– Ничего. Только то, что ты получил хороший урок, но, судя по всему, урок этот ничему тебя не научил.

– О чем ты говоришь? – вскричал Римо; вены у него на шее напряглись. – Я вынужден бросить то, что для меня дороже всего на свете!

– А почему?

– Потому что я этого заслужил, черт побери!

– А-а, – повторил Чиун. – Я так и думал.

Римо глубоко вздохнул.

– Мне кажется, ты знал, что я собираюсь уйти.

– Естественно.

– Ах, извини! – взорвался Римо. – Я недооценивал твои способности пророка.

– Не пророка, а летописца.

– Но такого прежде никогда не случалось!

– С тобой нет, а с другими случалось. Ну что, рассказать тебе одну историю или ты предпочитаешь бесславно уйти в небытие?

Кинув на Чиуна испепеляющий взгляд, Римо сел.

– Надеюсь, не про то, как Мастера Синанджу предлагали свои услуги в качестве наемных убийц, чтобы прокормить голодающую деревню?

– Именно про это, – радостно закивал Чиун.

Римо закатил глаза. Слава Богу, это в последний раз, решил Римо. Хотя он слышал эту историю уже несчетное число раз, он хотел вновь услышать ее.

– Хорошо, – согласился он.

– Я никогда прежде не рассказывал тебе всю историю о Великом Ванге, первом истинном Мастере Синанджу, целиком, – начал Чиун. – Тебе известно лишь то, что именно он спас деревню, предложив иностранному монарху свои услуги в качестве наемного убийцы, но ты не знаешь, как эта мысль пришла Вангу в голову. Дело в том, что сам Мастер явился причиной несчастья, которое уничтожило деревню и заставило ее народ голодать.

– Ванг? А я-то думал, что он просто восточный Робин Гуд.

– Тогда слушай же, сын мой.

Старец расправил кимоно. В свете луны его пергаментная кожа, казалось, испускала сияние.

– Ванг стал Мастером, когда ему было уже далеко за пятьдесят. Но в народе он с юных лет слыл героем. Еще юношей он разработал и использовал учение Синанджу, чтобы защитить деревню от алчного князя. Народ ценил его за ратные подвиги. Люди украшали его дом гирляндами цветов и пели ему хвалебные песни. И называли его в деревне не иначе, как Ванг Непобедимый.

В его честь ежегодно проводился большой праздник, когда все юноши деревни соревновались в силе и ловкости с могучим Вангом. Никто, конечно же, не мог его победить, потому что даже в те времена мастерство Дома Синанджу считалось непревзойденным. Но Ванг делал вид, что действительно соревнуется с участниками, поэтому каждый заканчивал поединок с чувством удовлетворения.

Те же, кто не участвовал в соревнованиях, торговали сувенирами, играли на музыкальных инструментах, устраивали танцы и пировали, и праздник в честь Непобедимого Ванга был днем радости и удовольствия для всех.

Но однажды во время последнего праздника один маленький мальчик ушел поиграть к морю. День был ветреный, на море был шторм, и волны выбрасывали на скалистый берег, усеянный водорослями, красивые раковины. Мальчик заметил раковины и полез на скалы, чтобы с ними поиграть. Но скалы были скользкими, а волны высокими, и мальчик утонул.

Когда Ванг узнал о случившемся, то отправился к безутешным родителям. Одетый в лучшую одежду, мальчик лежал в гробу. И тут Ванг заметил, что пальчики ребенка ободраны до костей, и понял, что он не сразу захлебнулся, а из последних сил цеплялся за скользкий камень скалы. Понял он еще и то, что все это время, пытаясь спастись, мальчик звал на помощь, но в шуме музыки и смеха никто не услышал его. Дело в том, что никто не прислушивался – даже сам Ванг, обязанностью которого было охранять жителей деревни.

– Но... разве это была его вина? – перебил Римо.

– А разве нет? Ради удовольствий позволить уйти в небытие ни в чем не повинной душе! Разве это не его вина?

Некоторое время Римо молчал.

– И как же поступил Ванг? – спросил он наконец.

– Именно то, что намеревался сделать и ты. В наказание за собственное ротозейство он отправился в пещеры Синанджу, где жил отшельником ровно тридцать лет, так что никто даже не мог сказать ему слова утешения.

Римо кивнул. Приговор был суров, но справедлив.

– А тем временем набеги соседей разрывали Синанджу на куски – до тех пор, пока в деревне не перестали собирать урожай, не погибла торговля, даже рыба в море перестала водиться. Воинственный князь знал, что без Ванга деревня не окажет никакого сопротивления, так что он взял в Синанджу все, что хотел, а деревню оставил умирать. Селяне так обнищали, что вынуждены были отправлять младенцев обратно в море, ибо их нечем было кормить.

И вот в пятьдесят семь лет Ванг вернулся в Синанджу. Увидев развалины деревни, он понял, что прожил даром тридцать лет, пока каялся в своих грехах. Поскольку за эти тридцать лет утонувший мальчик не воскрес, а сам Ванг в своем затворничестве не смог защитить деревню от набегов.

В отчаянии он отправился к морю и обратился к Морскому царю.

«Почему все было предначертано именно так? Я принес в жертву тридцать лет своей жизни, но жертва оказалась напрасной. Она стала причиной еще больших бед и навлекла позор на мои седины!»

Море вздыбилось, небеса потемнели, и, подобно громовым раскатам, прозвучал голос Морского царя:

«Значит, все было не напрасно, и наконец-то Ванг понял, что иногда единственный способ чему-то научиться – это потерпеть неудачу.»

В тот же день Ванг отправился в дальние края, где предлагал свое мастерство в обмен на золото, чтобы прокормить голодающих жителей Синанджу. Ради этой цели ему пришлось забыть прошлый стыд ради будущего, ибо он понял, что, даже не будучи идеальным человеком, надо стараться как можно лучше делать свое дело и никогда не оглядываться назад. Тогда и только тогда Ванг стал Мастером. Он был первым и самым великим из всех. Так не кажется ли тебе, о сын мой, что неудача Ванга был столь же неотъемлемой частью его судьбы, как и его успех?

Римо медленно кивнул.

– Спасибо, папочка, – прошептал он.

– Поешь немного. Только все не съедай.

Любимым временем дня Эла Мичера был вечер, вернее, его первая половина, между шестью и половиной седьмого. Ужин был завершен, посуда вымыта и поставлена сушиться. Он налил себе вторую чашку кофе из кофейника, стоявшего на плите, и пошел в гостиную, где