злых правителей в Пхеньяне, рассылавших приказы на бумаге, чтобы народ их исполнял. Она просила его разделить дары среди всех, и Мастер Синанджу отвечал, что, хотя никто из них не достоин этого, они получат свою долю, потому что она просит за них. И те, что сидели в танке, тоже просили пожалеть их.

Чиун не желал их слышать. Старуха из северной части деревни, где жили торговцы, сказала, что если бы не эти злые люди из Пхеньяна, жители деревни встретили бы Мастера Синанджу как полагается. И было решено оставить их в танке.

Внучка плотника сказала, что люди в танке выполняли приказы, так как боялись, и их надо тоже пощадить. Но Чиун сказал:

– Пхеньян – это Пхеньян, а Синанджу – Синанджу.

Все поняли, что жизнь тех, кто в танке, ничего не значит, и, подумав, внучка плотника согласилась, что Мастер Синанджу был прав. В самом деле, ведь эти люди были из Пхеньяна.

И тогда с криками радости жители деревни посадили девушку на сундуки и понесли в Синанджу. Многие говорили, что всегда любили ее, но боялись людей из Пхеньяна, а многие предлагали ей выйти замуж и оказывали ей почести.

Так продолжалось до восхода солнца.

В деревне царило большое веселье, только Мастер Синанджу не был весел. Ибо он помнил того белого человека, над которым надругались и оставили умирать, переломав конечности, и он знал, что в Синанджу еще произойдет страшный бой и что его выиграет другой белый человек.

– Нет, нет, нет!

Два человека застыли друг против друга на матах.

– Вы, засранцы, ни на что не годитесь! – заорал подошедший к ним человек. У него была мощная мускулатура и короткие усики английского сержанта. На нем было белое кимоно с черным поясом, завязанным узлом внизу живота. Он поднял руку к лицу, и в свете ламп на пальцах блеснули отполированные ногти.

– Это вам не танцы! – вновь заорал он. – У тебя, Нидхэм, должна быть потребность убить этого человека, задушить его. А твоих усилий недостаточно даже для того, чтобы раздавить виноградину.

Он повернулся.

– А ты, Фостер, должен обезвредить убийцу, и быстро. Да поможет людям Бог, когда вы выйдете на дежурство! Вряд ли от вас будет толк.

Нидхэм, высокий, худой, с коротко стриженными, торчащими во все стороны волосами, скорчил гримасу за спиной лейтенанта Фреда Уэтерби. Он считал, что сдавил горло соперника достаточно сильно. Фостер, атлетически сложенный мускулистый негр, ничего не сказал, но с презрением посмотрел на усатого лейтенанта. Человек десять полицейских новобранцев, сидевших вокруг матов в ожидании своей очереди, видели этот взгляд. Видел и лейтенант, который повернулся к Нидхэму.

– Нидхэм. Шаг вперед.

Худой парень выступил вперед, медленные движения выдавали его неуверенность.

– Попробуй на мне, – сказал Уэтерби.

Нидхэм положил обе руки на его толстую шею. В этот момент он думал, что, видимо, не создан быть полицейским. В драке один на один он чувствовал себя не в своей тарелке.

Он не мог обхватить шею Уэтерби, но сжимал ее изо всех сил, напрягшись в ожидании броска.

– Души меня, черт побери! – рычал Уэтерби. – В тебе силы не больше, чем в девчонке или гомике.

Нидхэм еще сильнее сжал горло. Большими пальцами он нащупал адамово яблоко и, вспыхнув гневом, нажал изо всех сил, но в этот момент почувствовал мощнейший удар в правое предплечье. Пальцы больше не слушались его. Правая рука соскальзывала с шеи. Затем последовал такой же удар в левое предплечье. Собрав всю силу воли, он заставлял себя сжимать пальцы на горле этого ублюдка. Надо разорвать ему глотку! Но левая рука тоже ослабевала, а потом он ощутил острую боль внизу живота От злости он забыл напрячь брюшные мускулы, чтобы смягчить удар, затем почувствовал, что летит через спину Уэтерби, и шлепнулся на мат. Над собой он увидел лицо Уэтерби, тонкие губы были плотно сжаты от ненависти. Он увидел, как Уэтерби занес ногу над его лицом, грозя сломать нос. Он был уверен, что так и произойдет, что его лицо превратится в желе, брызнет кровь, носовой хрящ будет раздавлен.

Нидхэм закричал.

Мозолистая пятка коснулась его носа. И замерла.

Прямо перед своими глазами Нидхэм мог видеть просветы между пальцами ног Уэтерби, твердые жесткие мозоли на пятке лейтенанта.

Минуту Уэтерби стоял спокойно, касаясь пяткой носа Нидхэма. Затем его тонкие губы расплылись в улыбке, обнажив широко поставленные зубы. Он сделал глубокий вдох.

– О'кей, Нидхэм, – произнес он. – На этот раз ты делал все хорошо, но забыл, как правильно падать. Помни – надо откатиться назад и, раскинув руки, хлопнуть ими по матам, чтобы ослабить удар.

Он кивнул.

– Ладно. Вставай.

Нидхэм, который только сейчас сообразил, что никто не стал бы его убивать на глазах всего личного состава полицейского участка, встал и, все еще толком не придя в себя, отошел в сторону.

Уэтерби повернулся к Фостеру, наблюдавшему эту сцену с застывшей на лице усмешкой.

– Вот так и надо действовать, – сказал Уэтерби. – Это вам не детская игра «в ладушки». Сбить захват, бросить противника на землю и припечатать ногой. Как мне вдолбить это в ваши железобетонные черепушки?

Встретившись взглядом с Фостером, он понял, что негр злится. Уэтерби скрывал свои эмоции. Ему не нравились черные, он считал, что они просто дезорганизуют работу полиции. Он особенно не любил таких... э... обидчивых, как Фостер.

– Ну как, теперь у тебя получится? – спросил Уэтерби.

– Получится, получится, лейтенант, – ответил Фостер. – Уж вы не волнуйтесь.

– А я никогда не волнуюсь.

Фостер шагнул на середину мата.

– Готов? – спросил Уэтерби.

Черный новобранец слегка подпрыгнул на месте, точно легкоатлет, старающийся равномерно распределить свой вес и найти самое устойчивое положение.

– О'кей, – произнес он, – Начнем... сэр, – добавил он с плохо скрытой угрозой.

Уэтерби медленно поднял толстые волосатые руки и обхватил ими коричневую шею Фостера.

– Давай! – крикнул он и нажал.

Фостер почувствовал неожиданный шок, острую боль от нажатия больших пальцев на адамово яблоко. И он сделал так, как его учили. Согнув левую руку и направив локоть между руками Уэтерби, он затем выбросил ее вверх и в сторону. Вся сила удара, как предполагалось, была направлена на то, чтобы ослабить хватку правой руки нападавшего. Но вместо удара кости о кость он почувствовал, как правая рука Уэтерби гасит силу удара, уходя от него; в то же время железные пальцы лейтенанта продолжали держать мертвой хваткой шею Фостера.