содержалось предложение. Автор письма хотел бы получить миниатюрную копию компьютерной программы по творческому интеллекту, разработанной для использования в космических полетах, в обмен на комплект из двух безукоризненно исполненных гравировальных пластин для печатания стодолларовых банкнот. О качестве пластин можно было судить по двум прилагаемым, безукоризненным банкнотам. Они были поддельные: на них стоял один и тот же серийный номер.

Письмо было от мистера Гордонса.

Его звали Римо. Бесшумно, но быстро передвигался он в предутренней полутьме переулка, ловко проскальзывая между деревьями и мусорными ящиками в безостановочном, стремительном полубеге. Секундная заминка у запертых железных ворот. Рука, затемненная особой пастой из бобов и жженого миндаля, нащупала замок, он лопнул под напором нечеловеческой силы, и ворота со скрипом отворились. Бесшумно положив сломанный замок на тротуар, Римо посмотрел вверх. Здание протянулось к пепельно-черному небу на четырнадцать этажей. В переулке пахло молотым кофе. Даже в районе Парк-авеню в Нью-Йорке переулки так же пахнут кофе, как в Далласе или Сан-Франциско или в африканской Империи Лони.

«Переулок, он и есть переулок», — подумал Римо. Все нормально.

Левая ладонь дотронулась до кирпичной кладки и двинулась вверх, изучая наощупь текстуру этой стены дома. Ее бугорки и расщелинки откладывались в сознании, вернее — в подсознании. На это ему требовалось не больше умственного напряжения, чем для того, чтобы моргнуть. Вообще говоря, раздумья лишают человека части его силы. Во время тренировок ему уже говорили об этом, но тогда он не был уверен, что это действительно так.

После многих лет тренировок он постепенно понял всю справедливость советов учителя. Он не помнил, когда его тело, а еще важнее — нервная система, стали отражать те произошедшие в его разуме изменения, благодаря которым он стал качественно иным человеком. Но однажды Римо осознал, что это произошло уже давно и что многое проделывается им теперь без малейших раздумий, без участия сознания.

Как, например, лазание по поднимающейся вертикально гладкой кирпичной стене.

По запаху Римо определил, что стену недавно чистили пескоструйным агрегатом. Римо прижался к стене телом и расслабил ноги, вскинул руки, ладони будто прилипли к кирпичной кладке, уперся большими пальцами ног, подтянулся, руки снова пошли вверх...

Сегодня ему предстоит очень простая работа. Вообще это задание чуть было не отменили, когда «сверху» пришло срочное послание, в котором говорилось, что в связи с какими-то неприятностями то ли с деньгами, то ли еще с чем-то Римо предписывалось посмотреть какие-то фильмы с расчленением и сообщить «наверх», использовал ли тот человек какое-то скрытое оружие, или это была особая техника исполнения. Римо посоветовал обратиться лучше к Чиуну, Мастеру Синанджу. «Верхи» отказались, сославшись на то, что когда имеешь дело с Чиуном, всегда возникает проблема правильно понять недоговорку, намеки и туманные выражения престарелого азиата. Римо с этим не согласился:

— По-моему, он выражается очень ясно.

— Знаете ли, говоря откровенно, вас, Римо, тоже теперь не сразу поймешь, — скептически заметили «сверху», и разговор на этом закончился.

Прошел уже добрый десяток лет, и может быть, он теперь действительно выражается не всегда так уж ясно. Но если для обычного человека радуга всего лишь знак того, что дождь кончился, то для других она означает еще и многое другое. Римо и его тело знают теперь такие вещи, которые он не сможет втолковать ни одному уроженцу Запада.

Его руки вспорхнули вверх, нащупав отколовшийся кусок кирпича. Римо механически пропустил его между пальцами, и камешек, не задев Римо, полетел вниз. Это не вызвало у него никаких эмоций: он и стена представляли собой одно целое; он не мог упасть, раз он был частью этой стены. Подтягивание, упор пальцами ног, взлет рук, вжатие, подтягивание...

Та подготовка, которую он прошел, могла бы изменить любого человека.

Римо приступил к занятиям почти сразу после того, как побывал на электрическом стуле — он был одним из последних приговоренных к смерти в тюрьме Трентон штата Нью- Джерси. Его звали Римо Уильямс, он был полицейским округа Ньюарк в штате Нью-Йорк. Скорый и строгий суд признал его виновным в убийстве и приговорил к смертной казни без права на помилование или амнистию. Все было сработано без сучка и задоринки, кроме электрического стула, который, как оказалось, специально «подрегулировали» так, чтобы Римо мог покинуть его живым. Когда он очнулся, ему рассказали об организации, которая официально не существует.

Организация называлась КЮРЕ. Признать, что она существует, было бы равносильно признанию того, что законными средствами Америкой управлять уже невозможно. Эта организация была создана президентом США, вскоре безвременно погибшим. Она снабжала прокуроров дополнительными уликами, содействовала разоблачению полицейских-взяточников и вообще сдерживала бурный рост преступности, в борьбе с которой слишком мягкая и слишком гуманная Конституция оказалась почти беспомощной. Предполагалось, что эта организация создается на короткий срок и, выполнив возлагаемые на нее задачи, будет вскоре распущена. Было также задумано, что организация, которой по идее не существует, будет использовать в качестве орудия человека, которого также не существует, того, чьи отпечатки пальцев уничтожены за ненадобностью — после того, как он был казнен на электрическом стуле.

Но расчеты не оправдались. КЮРЕ существовала уже более десяти лет, а подготовка, которую за это время прошел Римо, сделала из него не только высокоэффективного исполнителя, она превратила его в совершенно другого человека...

Пальцы ног упираются в кирпичную кладку. Давление не должно быть слишком большим. Руки идут вверх, вниз, пальцы прилипают к стене.

— Эй! — послышался молодой женский голос. — Какого черта ты там делаешь?

Голос был слева, но его левая щека была прижата к кирпичу, и попытка повернуться в ту сторону могла окончиться тем, что Римо, точно тяжелая гиря, отправился бы туда, откуда пришел. Вниз.

— Эй, там, на стене! — услышал он снова.

— Это вы мне? — спросил Римо, внимательно вслушиваясь и гадая, имеется ли у того металлического предмета, который женщина держала в руке, полый ствол, не пистолет ли это. Не похоже на то: в голосе не было напряжения, характерного для человека, когда он держит в руках смертоносное оружие. Луч света упал на стену. Ну вот, теперь все ясно: металлический предмет в ее руке — всего лишь электрический фонарик.

— Ну, конечно же, тебе. Разве ты не один?

— Что вы от меня хотите, мадам? — вежливо попросил Римо.

— Я хочу знать, что ты делаешь в четыре утра на высоте двенадцати этажей.

— Ничего особенного, — сказал Римо.

— Ты, может быть, собираешься меня изнасиловать?

— Нет.

— Это почему же?

— Потому что я собираюсь изнасиловать другую.

— А кого? Может быть, я ее знаю. Может быть, я понравлюсь тебе больше.

— Я люблю ее. Отчаянно и безнадежно.

— А почему ты не поднялся на лифте?

— Потому что она меня не любит.

— Ну нет, ни в жизнь не поверю. В этом черном трико твоя фигура