зафиксировавшей, как был четвертован Джеймс Кастеллано, руководитель группы Фрэнсис Форсайт попросил остановить проектор и коснулся своей указкой изображения оторванной окровавленной руки, сжимающей два продолговатых металлических предмета.

— Мы полагаем, джентльмены, — сказал он, — что эти гравировальные пластины были испорчены в схватке. Как многие из вас знают, в высшей степени уязвимы верхние кромки штриховых канавок на поверхности пластин. Учитывая это, представители вашего Казначейства также пришли к выводу, что наша группа ликвидировала угрозу.

— А вы уверены, что пластины поцарапаны? — усомнился кто-то из сидящих в затемненном зале.

В темноте никто не заметил, как Форсайт, выслушав вопрос, усмехнулся.

— В нашей группе мы всегда готовимся к любым неожиданностям. Мы использовали в данном случае три кинокамеры, снимающие в инфракрасных лучах на специальную кинопленку, но не только их. У нас были еще фотоаппараты с телеобъективами и пленкой, покрытой особой эмульсией, с помощью которых можно сфотографировать ноготь человека так, как если бы он был размером со стену, когда на снимке становятся видны даже отдельные клетки.

Форсайт откашлялся и громко распорядился, чтобы показали слайд со снимком пластины. Экран потемнел, а вместе с ним потемнело и в помещении.

Затем экран заполнило увеличенное во много раз изображение гравировальной пластины.

— Вот, посмотрите, — сказал Форсайт. — На бороде Гранта царапина.

Вот она.

Из глубины комнаты, из задних рядов кисло прозвучал скептический голос:

— Скорее всего, это произошло уже после того, как Кастеллано взял пластины.

— Я не думаю, что есть смысл спорить о том, кому принадлежит эта заслуга. Просто порадуемся, что страшная угроза уже перестала быть для нас угрозой. В конце концов, пока мистер Гордонс не попытался получить ту космическую программу, никто даже и не подозревал, что эти деньги находятся в обращении, — сказал Форсайт.

— Каким образом ему удалось сбежать? Я что-то не понял, — вновь проскрипел тот же голос.

— Чего именно вы не поняли, сэр? — спросил Форсайт.

— Я сказал, что мистер Гордонс не должен был уйти.

— Вы же видели фильм, сэр. Хотите посмотреть его еще раз? — спросил Форсайт. Тон, которым это было сказано, был одновременно и снисходительным, и вызывающим. Он как бы говорил, что только тот, кто не понимает, что делает, может позволить себе глупость попросить показать ему снова то, что было очевидным для всех. Этот прием уже сотни раз срабатывал у него на вашингтонских брифингах. В этот раз он не сработал.

— Да, — сказал голос, — я бы хотел посмотреть это еще раз. Начните с того места, где Кастеллано берет две пластины и трет их друг о друга, в результате чего на бороде Гранта появляется царапина. Это было в то самое время, когда он передавал Гордонсу поддельную программу.

— Покажите фильм еще раз, — приказал Форсайт. — Примерно со 120-го кадра.

— Со 140-го, — поправил его скептик из зала.

Увеличенная фотография бороды на портрете Улисса Гранта исчезла с экрана. Вместо нее пошли в замедленном темпе кадры, в которых Джеймс Кастеллано правой рукой отдавал серый сверток, а левой — брал две темные прямоугольные пластины. Тот же голос из зала прокомментировал:

— Вот сейчас он царапает пластину.

В тот момент, когда на экране Кастеллано начал рассматривать при свете авторучки-фонарика лицевую пластину, из зала вновь прозвучал тот же голос:

— А теперь мы видим и царапину.

Пока мистер Гордонс разрывал пакет — сначала с правой, а потом с левой стороны, — на его лице сохранялась легкая улыбка. Он распаковывал дискету без видимых усилий и без спешки. При всем том ему понадобилось лишь пять секунд, чтобы полностью раскрыть пакет.

— Чем его завязали? — спросил все тот же скрипучий голос.

— Проволокой и упаковочной лентой. У него, видимо, был какой-то резак или кусачки, голыми руками он не смог бы сделать это так быстро.

— Не обязательно. Некоторым рукам это под силу.

— Никогда не видел таких рук, которым это было бы под силу, — сердито сказал Форсайт.

— Что не исключает возможность их существования, — спокойно возразил лимонно-кислый голос.

Взрыв смеха прорвал удушливую пелену официозной торжественности брифинга.

— Что он сказал? — спросил кто-то.

— Если Форсайт чего-то не видел, то это еще не означает, что этого не существует в природе.

Смех нарастал. На экране между тем показались кадры расправы с Кастеллано, когда Гордонс отделил ему сначала левую руку, потом правую, потом свернул шею и отделил голову, — и так вплоть до того момента, когда на залитый кровью тротуар повалилось окровавленное туловище.

— Может быть, и теперь кто-нибудь скажет, что у него в руках не было никаких инструментов? — Форсайт обращался вроде бы ко всему залу, но было ясно, что этот вызов был адресован скептику из последних рядов. — Вернитесь к сто шестидесятым кадрам, — отозвался тот. На 162 -м кадре Гордонс опять начал расчленять тело Кастеллано на части.

— Стоп! Вот здесь. Взгляните на каплю на лбу мистера Гордонса. Я знаю, что это такое. Это — одна из ваших отравленных пуль, не так ли? Вы пользуетесь ими в тех случаях, когда не хотите случайно повредить металлические части каких-либо механизмов или приборов. Правильно я говорю?

— Гм... Да, я полагаю, что именно такова была функция нашего основного снайпера, — сказал Форсайт, весь кипя от негодования, поскольку существование этого оружия считалось суперсекретным фактом, известным лишь немногим членам правительства.

— Хорошо, но если допустить, что в этого человека попала такая пуля и он был смертельно ранен, тогда как можно объяснить, что на 240-х кадрах мы видим его убегающим с этими пластинами?

Кто-то в зале кашлянул. Кто-то высморкался. Кто-то прикурил сигарету от зажигалки, огонек которой прорезал темноту зала. Форсайт молчал.

— Ну, так как же? — не унимался въедливый голос.

— Видите ли, — начал Форсайт, — мы вообще ни в чем не можем быть уверены. Но после того, как в течение долгого времени в стране увеличивался объем находящейся в обращении денежной массы и она, следовательно, обесценивалась, а в нашем Казначействе об этом даже и не подозревали, мы можем только радоваться, что гравировальная пластина, с которой печатались эти фальшивки, испорчена так, что ее уже невозможно снова использовать. С этой опасностью покончено, — Ни с чем еще не покончено! — резко возразил невидимый оппонент. Тот, кто мог сделать один идеальный комплект гравировальных пластин, может сделать и второй. Мы еще не слышали от мистера Гордонса его последнего слова.

Два дня спустя секретарь Казначейства получил личное письмо. В нем