должен ее, видите ли, открывать. О! Это так важно! Кто и что будет смотреть — это тоже не менее существенно. Разве можно понять разум белого человека?

— Эта штука показывает фильм. Смит хочет, чтобы я его посмотрел.

— Это фильм о нежной любви и верности? — с надеждой спросил Чиун, сложив перед собой тонкие пальцы с длинными ногтями, словно две красивые птички в своих гнездах.

— Нет, Чиун. Там показано нападение одного человека на другого с расчленением или чем-то в этом роде. Смит интересуется техникой исполнения.

Он говорит, что смотрел этот фильм, и ему это кажется важным. Что-то там такое, связанное с деньгами.

— С деньгами для нас?

— Нет. С фальшивыми деньгами.

— Все, что не золото, — фальшивое. Я никогда не доверял этим клочкам бумаги. Как тебе известно, я никогда не соглашался, чтобы в мою деревню посылали бумажки. Только золото. Все остальное — лишь надежда или обещание.

Запомни это, Римо. Иногда можно согласиться на драгоценные камни, но ты ведь в них не разбираешься.

Римо обследовал коробку и занялся адским делом — разматыванием перепуганной пленки. Ряд за рядом он укладывал ее на полу во всю длину комнаты, пока все пленка не оказалась уложенной ровными полосами и ее можно было снова перемотать на катушку. Чиун наблюдал, ревниво следя за тем, чтобы пленка не касалась его циновки или телевизора, по которому в дневное время он наблюдал столь дорогие его сердцу мыльные оперы.

— Кому придет в голову смотреть, как работают другие? — удивлялся Чиун. — Только не мне. Когда такое показывают по телевизору, я, естественно, выключаю его. Лучше бы Смит прислал нам какой-нибудь фильм о подлинной красоте и нежных чувствах.

— Это нужно для дела. Он хочет узнать, что за техника применялась при этом нападении.

— А... Так вот почему он собирается прибыть сюда сегодня утром!

— Смит приезжает? Что же ты сразу не сказал?

— Потому что на телефонном разговоре не было голубой наклейки.

Хе-хехе!

Чиун, довольный собой, время от времени хихикал. Так продолжалось до тех пор, пока Римо не закончил возиться с пленкой и не включил проектор.

Они увидели, как на углу улицы остановился человек и стал ждать.

Подошел другой. Чиун заметил, что было бы неплохо, если бы все это шло на фоне органной музыки, поскольку его не очень интересовало то, о чем они там, собственно, говорили. Римо сказал, что у мужчины с легкой улыбочкой на лице хорошо контролируемое дыхание. Чиун высказал мнение, что Рэд Рекс из сериала «Пока Земля вертится» красивее. Римо отметил, что у этого человека странная координация движении. Чиун проворчал, что он с большим интересом смотрел бы, пожалуй, какую-нибудь рекламу. Римо обратил внимание Чиуна на то, как что-то маленькое ударило нападающего в лоб и прорвало его кожу. Чиун высказался в том смысле, что стыдно показывать такие вещи на экране. Римо заметил, что у того человека что-то не в порядке с чувством равновесия. Чиун сказал, что в фильме явно не хватает женщины или чего-либо, связанного с женщиной.

— Какое же это искусство, когда нет женщины?

Римо удивился тому, как легко этот человек расчленил другого. Он посочувствовал жертве: тот отчаянно, до последнего дыхания не выпускал из рук какие-то прямоугольные предметы и был достоин уважения. Чиуну показалось, что фильм только выиграл бы, если бы в число действующих лиц включили еще кого-нибудь, скажем, врача, или в канву событий было вплетено что-то вроде нежелательной беременности.

Но когда фильм окончился, Чиун продолжал молча смотреть на то место на стене комнаты, на котором только что светились, сменяя друг друга, кадры.

— Что скажешь, папочка? — спросил Римо.

— Скажу, что еще не встречался с этой школой. Она не имеет ничего общего с такими новинками, как карате или кунг-фу, или с другими игровыми вариантами Синанджу.

— Как ты думаешь, что это такое?

— Прежде всего, я думаю, что ничего не надо говорить Смиту. С этим шутить нельзя. Этот человек — серьезный противник, я не знаком с этой техникой боя.

— Мне все время казалось, — сказал Римо, — что то, что он делал, не должно было сработать. Мы знаем, например, как двигается тело. То, что делал он... В этом, понимаешь ли, не было жизни.

— Ты должен пока что избегать этого человека.

— Почему? — заинтересовался Римо.

— Ты знаешь его?

— Нет.

— Может быть, ты знаком с его техникой?

— Нет.

— Тогда почему ты считаешь, что сможешь одолеть его?

— Он слишком медленно передвигается. Я легко с ним справлюсь. Я могу справиться с кем угодно, за исключением, может быть, тебя, папочка.

— Неужели ты так ничему и не научился? Видел ли ты, чтобы собака нападала на льва? Или змея атаковала мангуста? Или червяк напал на птицу?

Почему ты уверен, что не окажешься червяком или змеей, или собакой, если не знаешь наверняка ни того, кто он, ни того, что он собой представляет?

— Он какой-то медлительный.

— Снежная лавина в горах со стороны тоже выглядит медленной. Волна в океане тоже выглядит медленной.

— А, чепуха! — Римо в раздражении отвернулся.

— Еще один пример типичной мудрости Запада, — промолвил Чиун.

Приехавший в полдень Смит объяснил им опасность, которую представляют собой безукоризненно выполненные фальшивые деньги. Из-за них может рухнуть экономика страны, люди будут умирать от голода прямо на улицах. Римо почувствовал облегчение, когда оказалось, что у Смита к ним только один вопрос — о технике, которую использует этот загадочный субъект.

— К сожалению, Чиун не распознал ее, — сказал Римо.

— Я принимал участие в совещании, на котором выступал человек, возглавлявший неудавшийся обмен. Он считает, что у этого мистера Гордонса был какой-то режущий инструмент, — сказал Смит кислым голосом, под стать его длинному, худому, изжелта-бледному лицу' на котором невозможно было даже представить улыбку.

Римо пожал плечами.

— Но дело не в этом, — продолжал Смит. — В настоящее время существуют уже четыре гравировальные пластины — две пятидесятидолларовые и две новые, стодолларовые. Я хочу их получить. Вам необходимо также разузнать, нет ли других. Это, может быть, самое важное задание из всех, что вам давались.

— Еще бы! Ведь речь идет о деньгах... — заметил Римо.

— Я не понимаю вашего негативного отношения к этому делу.

— Это потому, что у вас его никогда не было.

— Чего не было? Негативного отношения?

— Никакого отношения. Мы вам до лампочки. Компьютеры в Фолкрофте душа вашей организации. А мы только работаем на эти машины.

— Эти компьютеры, Римо, необходимы для того, чтобы нам не приходилось использовать людей. Если тысячи людей будут знать о КЮРЕ, то сохранять ее деятельность в тайне будет