лично и ко всему вашему персоналу.

– Мне кажется, господин президент, что вы недооцениваете опасность, которая действительно существует.

– Я – президент Соединенных Штатов. Законность является фундаментом нашего государства. И мы будем действовать только в рамках законности.

– Да, сэр, но в данном случае мы имеем дело с проблемой, которую невозможно решить в рамках законности.

– Но с решением проблем вне рамок закона мы опоздали по меньшей мере лет эдак на триста, не так ли?

– Вы имеете в виду конституцию?

– Я имею в виду Америку. Спокойной ночи. Если захотите включить того нью-йоркского полицейского в свои ведомости на получение заработной платы, то – пожалуйста, я возражать не буду. Но никаких секретных исполнителей, кровной мести и тайного шпионажа!

– Слушаюсь, сэр, – сказал генеральный прокурор, – хотя сама идея создания такой организации совсем не плоха!

– Спокойной ночи! – сказал президент, завершая разговор.

Когда генеральный прокурор закрыл за собой дверь, президент вышел из овального кабинета и прошествовал через весь Белый дом, направляясь к себе в спальню. Извинившись, он деликатно попросил дремавшую там супругу оставить его на минутку одного. Она была верным соратником и с пониманием отнеслась к этой просьбе. «Такая жена – более ценное сокровище, нежели рубины, – подумал он, вспомнив Ветхий завет. Должно быть, ее они и имели в виду, когда писали эту священную книгу».

Он выдвинул верхний ящик бюро, где хранился красный телефон, и снял трубку.

– Да, сэр! – услышал он после первого же гудка.

– Доктор Смит, ко мне поступают тревожные сигналы. Меня интересует, не преступили ли ваши люди границы дозволенного?

– Вы имеете в виду убийства в восточных штатах?

– Да. Подобные вещи недопустимы. Даже когда ваша организация действует с оглядкой, она вызывает активное неприятие, а поскольку сейчас она вышла из-под контроля и открыто творит бесчинства, ее необходимо запретить.

– Мы не имеем к этому отношения, господин президент. Это кто-то другой, и мы уже занимаемся этой проблемой.

– Так это, значит, не вы?

– Конечно, нет. У нас нет армии, сэр. К тому же наш человек никогда не позволил бы себе ничего подобного. Мы уже принимаем необходимые меры, и виновные понесут ответственность, кем бы они ни оказались.

– Вы собираетесь в данном случае использовать того самого человека?

– Если сможем.

– Что вы имеете в виду?

– Мне не хотелось бы подробно говорить об этом.

Президент задумался, глядя на красный телефон, затем сказал:

– Можете пока продолжать, но знайте: я не могу быть спокоен, пока вы существуете.

– И я тоже, сэр. Спокойной ночи!

Мужчина, снявший двенадцатый номер в мотеле на въезде в Форт Уорт, получил весточку от своей тети. Дежурный администратор приплелся к двери и постучал. Дверь приоткрылась, и изнутри послышался голос:

– Да?

– Вам телеграмма.

– От кого?

– Не знаю.

– Прочтите ее вслух.

– О'кей. Ага, это от вашей тети Харриет из Миннеаполиса.

– Спасибо! – послышалось из-за двери, и она захлопнулась перед носом администратора. Тот удивленно поморгал и постучал снова.

– Эй, послушайте, вам эта телеграмма нужна или нет?

– Нет.

– Что?

– Не нужна! Вы бы сами взяли телеграмму, которая вам не нужна?

– Так это ж как собаке пятая нога, – почесав затылок, сказал администратор.

– Ну вот и прекрасно, – сказали за дверью.

Когда администратор удалился, Римо уже заканчивал укладывать чемодан. Сунув в его дальний угол последний носок, он захлопнул крышку. Чиун внимательно наблюдал за его действиями.

– Я беспокоюсь, – сказал Чиун.

– О чем еще? – отрывисто спросил Римо.

– Там будет достаточно много людей, которые попытаются убить тебя. К чему облегчать им работу, таская на себе тяжелое бремя гнева?

– К тому, что я злой, как черт, вот к чему. Эта телеграмма – условный сигнал. Я отправляюсь выполнять задание, но я не хочу его выполнять.

– Я дам тебе совет. Из всех людей, которые тебя встретят, ни один не стоит того, чтобы отдать за него свою жизнь.

– «Свою жизнь, свою жизнь»… Это – моя жизнь, черт возьми, и я имею полное право наплевать на нее, если мне так захочется! Это – не твоя жизнь. Это – не жизнь Смита. Она моя, хотя эти ублюдки и отняли ее у меня десять лет назад. Моя!

Чиун печально покачал головой.

– Ты несешь в себе мудрость, выстраданную моими предшественниками из Синанджу. Не жертвуй ею из мальчишеского безрассудства.

– Давай, папочка, начистоту: тебе же заплатили за то, чему ты меня научил, причем золотом, твердой валютой за счет американского налогоплательщика. За хорошую цену ты научил бы убивать и жирафа.

– Неужели ты думаешь, что я стал бы учить тебя тому, чему действительно научил, за деньги?

– Не знаю. Ты собрался?

– Нет, ты знаешь. Ты просто не хочешь признать это.

– Но и ты тоже вряд ли беспокоишься только о том, что впустую потратил несколько лет жизни. Признайся!

– Мастеру Синанджу не пристало отвечать на вопросы. Это он учит других.

Римо защелкнул замок чемодана. Когда Чиун не желал говорить, он и не говорил.

А тем временем в Филадельфии Стефано Колосимо приветствовал своих детей и внуков, братьев и сестер, кузин и кузенов, целуя всех подряд в щеку. Тем самым он демонстрировал горячую любовь патриарха к членам своего клана.

Небольшими счастливыми группами двигались они по фойе мимо телохранителей, чтобы почувствовать прикосновение тяжелых рук и влажных губ и получить затем