Загремевший под собственную кобылу поверженный всадник попытался было встать, но одна из шавок упряжки нападавшего урки шустро перекусила ему горло. Второй разведчик удержался-таки в седле и был тут же атакован поймавшим кураж уркой. Звон их мечей и рев ополоумевших животных заставил насторожиться рохляндское войско и разношерстных беженцев, остановившихся в ожидании вестей от передового отряда.

Местные букмекеры уже выплачивали премиальные по коэффициентам на победу урки со счетом два-ноль, но невесть откуда появившийся на перевале Лагавас, ловко паля с двух рук, подстрелил всех собачек в упряжке, не повредив, к слову сказать, ни единой шкурки, и, в три гигантских прыжка настигнув урку, добил того контрольным в голову:

– Круто! – Лагавасу всегда нравилось кровопускание.

Агроном, проследивший за внезапным исчезновением Лагаваса, почти достиг вершины перевала, но, услышав звуки схватки, счел благоразумным «вернуться и предупредить». Он понесся к отставшей колонне конармии и, миновав первые ряды всадников, ломанулся дальше. Едва успевший перегородить ему дорогу атаман рохляндцев принялся трясти его за грудки:

– Ну, че там? Что ты видел? Агроном отпихнул его в сторону и завопил:

– Урки наших бьют!

Расталкивая болтающихся под ногами обывателей, он ринулся к своей лошади. Разморенная полуденной жарой толпа не сразу сообразила, что к чему, а когда сообразила…

Кругом поднялся дикий вой, заметались бабы с курями в корзинах и телками на поводках из грязных веревок, дети принялись перебегать дорогу в неположенном месте, а особо ушлые мужички – выпивать «за упокой души».,

Рохляндский атаман стеганул плеткой какого-то полудурка, принявшегося прятаться под животом его кобылы, и заорал дурным голосом:

– Граждане, без паники!

С тем же успехом он по молодости пытался скрывать эрекцию, ввалившись по пьяни голышом в женскую баню, – издалека уже слышалось многоголосое тявканье гигантской своры собак, запряженной в повозки кровожадных урок, и этому люди верили куда больше, чем собственному владыке. Сообразив, что «процесс пошел», атаман ринулся сквозь мечущуюся толпу, выискивая взглядом свою дочурку.

Обнаружив ее неподалеку от Агронома, он окликнул ее и принялся полушепотом втолковывать:

– Ты эта… переоденься в штатское – не ровён час урки захватят – так с комиссарами у них разговор короткий – сразу в колодец, а так, может, за солдатку сойдешь… И еще… там, в доме, два червонца под половицей лежат. Возьми себе.

Вяло соображавшая красотка все же успела переспросить:

– В какой комнате?

Ее отец уже развернул лошадь и, бросив через плечо: «Как войдешь… налево, и еще раз налево», скомандовал оказавшимся поблизости всадникам:

– За мной!

Наконец-то вскарабкавшийся на лошадь Гиви бросился в погоню за рохляндской кавалерией, едва не потоптав уйму народу и истошно вопя при этом:

– Дарогу джигиту!

Дочурка атамана, несколько раз повторившая про себя ценную информацию, оставленную отцом, решила, что вполне сможет по памяти найти вожделенные червонцы, и, проводив взглядом пронесшегося мимо Агронома, принялась командовать оставшимися:

– Бабы, выходи строиться!

Сшибшиеся в лихом бою конные дружинники Рохляндии и отряд урок на собачьих упряжках месили друг друга с воодушевлением футбольных фанатов. Лихо подхваченный гномом на вершине холма Лагавас отстреливал собак, прикрываясь широкой спиной недомерка. Тот, в свою очередь, рубал боевым топором урок, подобравшихся слишком уж близко к их кобылке. Боевой дуэт славно покуражился, прежде чем увлекшийся «месиловом» Гиви не вылетел из седла, не рассчитав силу удара.

Лагавас даже обернуться не успел, как кубарем скатившийся с лошади гном поднялся на ноги и ломанулся добивать своего обидчика:

– Хады к мэне. Гулы-гулы-гулы.

Двинувшегося на него песика добряк гном готовился встретить коронным ударом, но пуля, прошившая несчастное животное навылет, не дала ему такого шанса.

Обернувшись в сторону стрелявшего, Гиви погрозил Лагавасу:

– Ара!!! Пэрэдупрэждать надо!

Впрочем, уже через секунду досадовать гному было совершенно недосуг – пронесшийся мимо всадник отрубил голову одному из урок, повозка которого опрокинулась на повороте. Псину, впряженную в нее, занесло прямо на Гиви – он едва успел присунуть топором в оскаленную пасть. Уже мертвая скотинка рухнула на него всем своим весом. Попытавшись выбраться из-под косматого чудовища, Гиви едва не задохнулся от вони:

– Скатына ванючий! Извивающегося под еще дергающейся собакой неприятеля обнаружил пеший урка, которого чуть раньше лишил гужевого транспорта Лагавас, ловко отстреливавший как собак, так и некоторые интимные части тела кинологов. Этому урке повезло потерять только своих псин, и почти неподвижный гном показался ему легкой добычей. Криво оскалившись, он занес над жертвой кривой кинжал, но, решив покуражиться напоследок, явно недооценил ситуацию, за что и был наказан отворачиванием собственной головы, – короткое и очень быстрое движение рук гнома лишний раз доказало ему поспешность принятого решения.

Обонятельная ситуация, сложившаяся в районе лица Гиви, значительно ухудшилась – теперь пытающемуся выкарабкаться на свободу гному смердило от двух трупов, и, кажется, он уже не слишком различал, какой запах кому принадлежит.

Напрягшись из последних сил, гном попытался было приподнять навалившихся на него прямых потомков скунса, но в этот момент по его душу пожаловал новый источник смерди – очередная неприкаянная собачка решила поживиться за счет поверженного недомерка.

Гиви, было поверивший в успешное для себя окончание махача, только раздосадованно протянул:

– Вах!

Однако горячий кавказский паренек явно родился если не в рубашке, то как минимум в майке и, возможно, даже кепке, – а как иначе объяснить тот факт, что Агроном, аккуратно вытряхивавший душу из урок, отбившихся от стаи, и грамотно не лезший в самое пекло, заметил-таки краем глаза боевого товарища, попавшего в неприятное положение?

На полном скаку выдернув из чьего-то раздосадованного собственной смертью тела покачивавшуюся на ветру пику, бомж лихо развернул своего скакуна и что было дури запустил копье прямо в глотку псине, уже порядком обслюнявившей бедного Гиви.

Гном, практически подготовленный к употреблению по всем канонам книги «О вкусной и здоровой пище», в очередной раз вернулся к жизни, а вот Агроному, оказавшемуся в самой гуще событий и осторожничавшему до этого момента, повезло куда меньше – он практически сразу же лишился своего коня, выбитый из седла невесть откуда налетевшим уркой.

Оставаться в мясорубке на «своих двоих» никак не входило в планы Агронома. Поэтому, вспомнив когда-то виденные в заезжем шапито трюки на лошадях, он попробовал лихо запрыгнуть в упряжку, несшуюся прямо на него, забыв при этом, что, в отличие от цирковых трюков, его удаль никак не входила ни в планы водителя повозки, ни в планы псинок, запряженных в нее. Поэтому, едва оказавшись за спиной возницы, он получил короткую зуботычину, которая выбросила его из повозки прямо под ноги собачьей своре.

Несостоявшаяся звезда цирка висела у самой земли, вцепившись в штанину