— Только не увлекайся. — добавил Роб.

Роланд разрывал мар, как паутину. Появлялись новые чудовища, еще и еще, но серебряное лезвие находило каждого, прорубая дорогу. Они отступали, пробуя новые формы, отшатываясь от пожара ярости в его голове. Меч пел. Мары обвивались вокруг лезвия, взвизгивали и испепелялись в ничто…

… Кто-то стучал по его шлему. Кто-то делал это уже в течении какого-то времени.

— А? — спросил Роланд и открыл глаза.

— Всех перевел. — сказал Роб Всякограб. Тяжело дыша, Роланд огляделся. Хоть закрывай глаза, хоть нет, оранжевых черточек в пещере больше не было. Не-Тиффани наблюдала за ним со странной улыбкой.

— Либо мы валим отсюда, — сказал Роб. — Либо ты можешь еще пошататься тута и подождать новых.

— А вот и они. — заметил Билли Подбородище. Он указал через реку. Оранжевая масса вливалась в пещеру, их было так много, что между ними не оставалось просвета.

Роланд заколебался, с трудом переводя дыхание.

— Вот что я те скажу. — мягко продолжил Роб Всякограб. — Коли будешь справным хлопчиком и спасешь дамочку, то мы как-нить приведем тя сюда и захватим с собой харчей, чтоб и нам было чем заняться.

Роланд моргнул. — Эээ, конечно. — ответил он. — Ммм… извините. Я не знаю, что сейчас произошло…

— Пора гэтьски! — завопил Величий Ян. Роланд схватил Не-Тиффани за руку.

— И не оглядайся, пока не выберешься, — добавил Роб Всякограб. — Энто типа традиция!

Они стояли на вершине башни. В руках Зимового появилась ледяная корона. Даже в слабом зимнем солнце она сверкала, как тысяча бриллиантов, Это был чистейший лед, без пузырьков, трещин или примесей.

— Я сделал ее для тебя. — сказал Зимовой. — Госпожа Лето никогда не наденет ее. — печально добавил он.

Корона была точно впору и не чувствовалась холодной.

Он сделал шаг назад.

— Свершилось. — сказал Зимовой.

— Я тоже должна сделать кое-что. — сказала Тиффани. — Но сперва я должна кое-что узнать. Ты нашел то, из чего сделан человек?

— Да!

— Как ты узнал, что надо искать?

И Зимовой с гордостью рассказал ей про детей, а Тиффани старательно дышала, заставляя себя расслабиться. Его логика была очень… логичной. В конце концов, если морковь и два уголька могут превратить кучу снега в снеговика, то набор солей, газов и металлов, определенно должнен сотворить из него человека. Это имело… смысл. По крайней мере, для Зимового.

— Но видишь ли, нужно знать всю песню. — сказала Тиффани. — Эти строчки в основном про то, из чего состоит человек. Но не о том, что такое человек.

— Кое-что я найти не смог. — ответил Зимовой. — Это какой-то вздор. Ничего материального!

— Да, — печально кивнула Тиффани. — Последние три строчки, в которых и заключена вся суть. Мне, право, очень жаль.

— Но я их найду. — сказал Зимовой. — Я найду!

— Надеюсь, что когда-нибудь найдешь, — ответила Тиффани. — Скажи, ты когда-нибудь слышал о Боффо?

— Что такое Боффо? Этого не было в песне! — сказал Зимовой в замешательстве.

— О, с помощью Боффо люди изменяют мир, одурачивая самих себя. — ответила Тиффани. — Это просто изумительно. Боффо учит, что все обладет лишь тем могуществом, что мы сами закладываем в него. Можно магически создавать предметы, но человека из предметов магически не создать. Это всего лишь гвоздь внутри тебя, а не сердце. Всего лишь гвоздь.

Время пришло и я знаю, что делать, подумала она. Я знаю, как должна закончиться История. Я должна закончить ее правильно.

Тиффани притянула Зимового к себе и увидела изумление на его лице. Она почувствовала легкость, как будто ее ноги не касались пола. Мир… упростился. Он превратился в туннель, ведущий в будущее. Она ничего не видела, кроме холодного лица Зимового, ничего не слышала, кроме своего дыхания, ничего не чувствовала, кроме тепла солнца на своих волосах. Это солнце не было яростным огненным шаром лета, но все равно оно было намного больше, чем любой костер.

Куда поведет меня, туда я пойду, сказала она про себя, позволяя теплу вливаться в нее. Я выбираю. Я свой выбор делаю.

И мне придется встать на цыпочки, добавила она.

Гром по мою правую руку. Молния по левую.

Огонь надо мной…

— Прошу тебя, — сказала она. — Забери с собой зиму. Возвращайся в свои горы. Прошу тебя.

Стужа передо мной…

— Нет. Я есть Зима. Я не могу быть ничем другим.

— Тогда ты не можешь быть человеком. — сказала Тиффани. — Вот последние три строчки: „Силы, чтоб дом возвести. Время — ребенка зачать. Любви, чтоб сердце разбить.“

Равновесие… чувство равновесия быстро охватило ее, наполняя воодушевлением.

Центр качающейся доски не двигается. Он не идет вверх, не идет вниз. Он находится в равновесии.

Равновесие… Губы у него были как голубой лед. Позже она будет плакать по Зимовому, который так хотел быть человеком.

Равновесие… старая кельда как-то раз сказала ей: — У тя внутрях есть частичка, что не никогда не растает.

Время таять.

Она закрыла глаза и поцеловала Зимового…

… И притянула к себе солнце.

Стужа к огню.

Вспышка ослепительно белого света, отбросив тени длиной в сотню миль, расплавила крышу ледяного дворца. Столбы пара, простроченные молниями, с ревом вознеслись в небо и раскрылись зонтиком, затмив солнце. Затем пар превратился в теплый мелкий дождик, который тихо капал и оставлял в снегу маленькие дырочки.

В голове у Тиффани, где всегда было полно мыслей, не осталось ни одной в запасе. Она лежала под теплым дождем на ледяной плите и слушала как дворец рушится вокруг нее.

Когда сделано все, что надо было сделать, не остается ничего другого, кроме как свернуться клубком и ждать, когда затихнет гром.

Что-то еще пристуствовало в воздухе, какой-то золотой проблеск, исчезнувший, когда она попыталась рассмотреть его и затем снова мелькнувший в уголке глаза.