баррикад в свое время. Обычно все заканчивается мирно. К власти приходят новые, людям становится скучно, и все расходятся по домам, понимаете.

— Но Ветрун — чокнутый.

— Назовите хоть одного, который не был, сар, — отозвался Диккинс.

Сэр, подумал Ваймс. Или, по крайней мере, «сар». А он ведь старше меня. Ох, ну что ж, может мне все удастся.

— Сержант, — сказал он вслух, — я хочу, чтобы вы выбрали двадцать лучших, из тех, кто знает, что к чему. Кому можно доверять. Пусть будут наготове у Шатких Ворот.

Диккинс казался озадаченным.

— Но они же заколочены, сар. И прямо позади нас. Я думал, может…

— У ворот, сержант, — повторил Ваймс. — Они должны следить, чтобы никто не пробрался к ним и не открыл. И усильте охрану на мостах. Поставьте заграждения, натяните проволоку… я хочу, чтобы любой, кто попробует напасть на нас, перейдя по мостам, понял, что такое неприятности, ясно?

— Вы что-то знаете, сар? — спросил Диккинс, склонив голову набок.

— Скажем, я мыслю, как враг, — ответил Ваймс. Он приблизился на шаг и понизил голос. — Вы знаете историю, Дай. Никто, у кого есть хоть капля здравого смысла, не попрет на баррикаду. Нужно искать уязвимые места.

— Но есть и другие ворота, сар, — с сомнением заметил Диккинс.

— Да, но если они возьмут Шаткие, то попадут на Вязовую улицу и окажутся прямо там, где их не ждут.

— Но… вы их ждете, сар.

Ваймс лишь наградил его безучастным взглядом, который сержанты довольно верно расшифровывают.

— Считайте, уже сделано, сар! — радостно заключил Диккинс.

— На баррикадах тоже должны быть люди, — добавил Ваймс. — И пара патрулей, которые смогли бы быстро добраться до мест беспорядков. Сержант, вы знаете, как это устроить.

— Так точно, сар. — И Диккинс, ухмыльнувшись, отдал честь.

Он повернулся к собравшимся горожанам.

— Итак, сброд! — закричал он. — Я знаю, что кое-кто из вас служили в полках! Кто знает «Ангелочков»?

В воздух поднялось несколько серьезных сувениров.

— Отлично! Хор у нас уже есть! Так, это солдатская песня, ясно? Вы на солдат не похожи, но, клянусь богами, я добьюсь, чтобы вы звучали как оные! Подхватывайте на ходу! Напра-во! Шагом марш! «И ангелочки подымаются, подымаются, Ангелочки подымаются выше!» Запевай, маменькины сынки!

И они подхватили, подпевая тем, кто знал слова.

— Как они подымаются, подымаются, подымаются, как они подымаются выше?

— Они подымают головы, головы, головы… — пел Диккинс, когда они завернули за угол.

Ваймс прислушивался к затихающему припеву.

— Милая песенка, — сказал юный Сэм, и Ваймс вспомнил, что парень слышит ее в первый раз.

— Это старая солдатская песня, — отозвался он.

— В самом деле, сержант? Но она про ангелов.

Да, подумал Ваймс, и просто удивительно, что еще будут поднимать эти ангелы с продолжением песни. Это настоящая солдатская песня: сентиментальная и слегка похабная.

— Насколько я помню, ее обычно поют после битвы, — ответил он. И тут же добавил: — Я видел стариков, которые плакали при этом.

— Почему? Она кажется веселой.

Они вспоминают тех, кто не поет ее с ними вместе, подумал Ваймс. Ты узнаешь. Я знаю.

Через некоторое время вернулись патрули. Майор Маунтджой-Стэндфаст был достаточно разумен, чтобы не требовать письменных отчетов. На них уходит много времени, да и правописание было неважным. Один за другим люди рассказывали обо всем. Время от времени капитан Пререк, отмечавший все на карте, тихонько присвистывал.

— Она огромна, сэр. Правда, огромна! За баррикадами уже почти с четверть города!

Майор потер лоб и повернулся к рядовому Габитасу, который, похоже, несколько пострадал, добыв большую часть информации.

— Они все вроде бы как на одной линии, сэр. В общем, я подъехал к той, что на улице Героев, сняв шлем и стараясь, вроде как, выглядеть не на службе, и спросил, что все это значит. И человек крикнул, все в полном порядке, спасибо, и на данное время с баррикадами они закончили. Я спросил, как насчет закона и порядка, и они ответили, у нас все есть, спасибо.

— И никто в тебя не стрелял?

— Нет, сэр. Хотелось бы, чтоб и тут также было. Люди швыряли в меня камни, а старая дама облила меня из гор… из ведра. Э… есть кое-что еще, сэр. Э…

— Говори же.

— Я, э, думаю, я узнал некоторых. Там, на баррикадах. Э… они были из наших, сэр…

Ваймс закрыл глаза, надеясь, что так весь мир станет лучше. Но когда он снова открыл их, перед ним все еще было розовое лицо всего-лишь сержанта Колона.

— Фред, — произнес он, — мне интересно, полностью ли ты понимаешь сложившуюся ситуацию? Солдаты — это другие люди, Фред — они должны быть снаружи. Если же они оказываются с этой стороны, Фред, то у нас, в общем и целом, нет никакой чертовой баррикады. Ты понимаешь?

— Да, сэр. Но…

— Ты хочешь завербоваться в один из полков, Фред, и, думаю, в первую очередь, ты узнаешь, что они очень четко разбираются в том, кто на их стороне, а кто — нет, Фред.

— Но, сэр, они…

— Я имею в виду, как давно мы знакомы, Фред?

— Два или три дня, сэр.

— Э… точно. Разумеется. Казалось, что больше. Так почему же, Фред, я прихожу сюда и узнаю, что вы впустили нечто, очень похожее на целый взвод? Ты ведь не начал снова думать метафизически, так?

— Все началось с брата Билли Виглета, сэр, — нервно заговорил Колон. — К нему присоединилось несколько его друзей. Все местные. А вон парень, с которым вместе рос Нэнсибел, и сын соседа Вадди, с которым он порой пьет в баре, и…

— Сколько, Фред? — устало прервал его Ваймс.

— Шестьдесят, сэр. Может уже и чуть больше.

— И тебе не приходило в голову, что все это — часть какого-то умного плана?

— Нет, сержант, совершенно. Потому что я не могу представить, чтобы Уолли Виглет был частью какого-то умного плана, сержант, поскольку он не слишком-то много думает, сэр. Его приняли в полк лишь после того, как кто-то написал на его ботинках Л и П. Понимаете, мы знаем их всех, сержант. Большинство из них пошли в армию, чтобы выбраться из города и, может, показать Иностранцу Джонни, кто здесь главный. Они не ожидали, что старушки будут плевать на них в их родном