неправильные восьмерки.

— Брось его, — сказал Ваймс. — Я не стану повторять дважды.

Со вздохом он вынул что-то из заднего кармана. Вещица была узкой, из черной кожи, и наполненной внутри свинцом. Он запретил использовать их в новой страже, но знал, что некоторые офицеры все же достали их, а если он считал человека разумным, то притворялся, что не знает об этом. Иногда спор должен решаться очень быстро, а для этого существуют и гораздо худшие способы.

Он с особой осторожностью опустил дубинку на руку человека. Раздался вскрик, и нож упал на мостовую.

— Мы оставим твоего приятеля здесь, пусть поспит, — произнес он. — Но тебе лучше показаться врачу, Генри. Ты будешь тихо себя вести?

Несколько минут спустя доктор Лоуни открыл заднюю дверь и впустил Ваймсас переброшенным через плечо телом.

— Вы ведь всем помогаете, так? — спросил он.

— Без исключения, но…

— Этот из Неназываемых. Пытался меня убить. Его надо бы подлечить.

— Почему он без сознания? — спросил доктор. На нем был каучуковый передник и такие же ботинки.

— Не хотел лечиться.

Лоуни вздохнул и рукой, в которой держал швабру, указал Ваймсу на дверь.

— Несите его в операционную, — сказал он. — Боюсь, мне пока придется прибраться в приемной после мистера Сольцифероза.

— Почему, что с ним?

— Он взорвался.

Ваймс, внезапно сдержав свое природное любопытство, понес тело в святая святых доктора Лоуни. Там было иначе, чем припоминал Ваймс, хотя тогда он подмечал лишь детали. Внутри стоял стол и верстак, а вдоль стены высились полки с бутыльками. И ни одна не была похожа на остальные. В одной или двух что-то плавало.

На другом стеллаже были инструменты.

— Когда я умру, — сказал Лоуни, осматривая пациента, — то пусть на мою могилу положат колокольчик, чтобы мне можно было не вставать, когда звонят люди. Положите его, прошу. Похоже на сотрясение мозга.

— Это я ударил его, — помог Ваймс.

— А руку тоже вы сломали?

— Точно.

— Очень аккуратно. Кости легко вправить и наложить гипс. Что-то не так?

Ваймс все еще разглядывал инструменты.

— И вы используете все это? — спросил он.

— Да. Хотя некоторые лишь пробные модели, — ответил Лоуни, занимаясь пациентом.

— Ну, мне бы не хотелось, чтобы на мне использовали вот это, — и Ваймс поднял странный инструмент, похожий на пару лопаточек, соединенных веревкой.

— Сержант, то, что вы держите в руках, к вам неприменимо ни при каких обстоятельствах, — вздохнул доктор, не отрываясь от работы. — Они для… женщин.

— Для белошвеек? — Ваймс быстро положил плоскогубцы обратно.

— Эти? Нет, дамы ночи теперь стараются не прибегать к подобному. Наши встречи носят, скажем, предупредительный характер.

— Учите их пользоваться наперстком? — усмехнулся Ваймс.

— Да, просто удивительно, как можно использовать метафоры, а…

Ваймс снова поднял лопатки. Эти штуки вызывали смутную тревогу.

— Вы женаты, сержант? — спросил Лоуни. — Рози была права?

— Э… да. Моя жена, э, в другом месте. — Он поднял инструмент и со звоном уронил его.

— Что ж, тогда стоит сознать, что родить ребенка — это вам не орехи лущить.

— Черт, надеюсь, что нет!

— Хотя должен заметить, акушерки редко обращаются ко мне. Они считают, мужчина не должен встревать в то, чего не знает. С тем же успехом мы могли бы и в пещерах жить.

Лоуни взглянул на своего пациента.

— Как сказал основатель нашей профессии, философ Скептум: «мне заплатят?»

Ваймс исследовал содержимое кошелька, висевшего на ремне Генри.

— Шести долларов хватит? — спросил он.

— Почему Неназываемые напали на вас, сержант? Вы же полицейский.

— Я — да, но они — нет. Разве вы этого не знаете?

— Я лечил некоторых из их гостей, — сказал Лоуни, и Ваймс отметил про себя его осторожность. В этом городе слишком много знать было накладно. — Странные переломы, ожоги от воска… и все такое.

— Ну, этой ночью у нас с капитаном Каченсом произошла небольшая стычка, — в свою очередь ответил Ваймс, — и он был чертовски вежлив со мной, но, спорю на свои ботинки, он знал, что этот молодчик и его дружок последуют за мной. Это в его духе. Наверное, хотел посмотреть, что я стану делать.

— Вы не его одного интересуете, — улыбнулся Лоуни. — Я получил записку от Рози Длань, она хочет видеть вас. Ну, я думаю, она вас имела в виду. Точнее, она сказала «Эту неблагодарную сволочь».

— Я должен ей деньги, — вспомнил Ваймс, — но понятия не имею, сколько.

— Я тоже, — отозвался Лоуни, разглаживая гипс. — Она обычно называет цену заранее.

— Я говорю про плату за помощь, или как оно там называется!

— Да, я знаю. Боюсь, ничем не могу помочь.

Ваймс некоторое время смотрел за его работой, а потом спросил:

— Что-нибудь знаете о мисс Баттий?

— О белошвейке? Она здесь недавно.

— И она действительно белошвейка?

— Давайте, во избежание путаницы, — вздохнул Лоуни, — назовем ее швеей. Она как-то услышала, что в большом городе много работы для белошвейки, и произошла пара недоразумений, прежде чем ей объяснили, что имеется в виду. В результате одного из случаев, на той неделе, мне пришлось извлечь вязальный крючок из человеческого уха. А сейчас она просто живет с остальными девушками.

— Почему?

— Так она делает состояние, — объяснил доктор. — Разве вам никогда не случалось принимать гостиничную вывеску за истину? В городе живут дамы, над дверью которых значится что-то вроде «Починим одежду, пока вы будете ждать» и кое-кто, бывает, ошибается так же, как и Сандра. Здесь работает множество мужчин, чьи жены остались дома, и порой, у них появляются некоторые… желания. Как то: носить носки без дырок и рубашки со всеми пуговицами. Эта работа достается ей. Вообще-то, в этом городе трудно найти хорошую швею. Они не хотят, чтобы их путали с, э,