эту бумажку, а он спросит, Ва… Киль, с чего ты решил, что он действительно Генри Хомяк, ну, я буду несколько сбит с толку. Может, даже озадачен.

— Слушай, мы же не расписываемся за арестантов!

— Расписываемся, Генри, — покачал головой Ваймс. — Нет подписи — нет арестанта.

— И ты, значит, нас остановишь, а? — бросил Генри Хомяк, сделав несколько шагов вперед.

— Только дотронься до этой двери, — предупредил Ваймс, — и я…

— Отрубишь мне руку?

— … арестую тебя, — закончил Ваймс. — Для начала за сопротивление властям, а потом, в участке, придумаем что-нибудь еще.

— Арестуешь? Но я ведь такой же полисмен как и ты!

— Опять неверно.

— Что… здесь запроблемы? — раздался голос.

В свете факела появилась маленькая щуплая фигурка. Генри Хомяк отступил на несколько шагов и принял почтительный вид.

— Офицер не собирается передавать нам нарушителей, сэр, — отчеканил он.

— А это — тот офицер? — осведомилась фигура, подходя к Ваймсу чрезвычайно странной поступью.

— Да, сэр.

Крошечные крысиные глазки бледного человека одарили Ваймса холодным недружелюбным взглядом.

— А, — проговорил он, открывая маленькую коробочку и беря из нее зеленую пастилку. — Вы, должнобыть, Киль? Я… слышал о вас. — Голос человека был таким же неуверенным как и его походка. Паузы ставились не в тех местах.

— Вы быстро узнаете обо всем, сэр.

— Вообще-то принято отдавать честь, сержант.

— Я не вижу причин для этого, — ответил Ваймс.

— Всеверно, всеверно. Вы здесь новенький. Но, видите ли, мыОсобые… порой носимпростую… одежду.

Вроде резиновых фартуков, если я правильно помню, подумал Ваймс. А вслух произнес:

— Да, сэр. — Это отличная фраза. Она может означать все, что угодно, или ничего вообще. Это было лишь препинанием, тем, что человек говорит до того, как сказать что-то еще.

— Я капитан Каченс, — представился человек. — Найдувас Каченс. Если вам кажется, что мое имя забавно, то прошуухмыльнитесь… и закончим на этом. Теперь можете отдать честь.

Ваймс приставил руку к фуражке. Уголки рта Каченса едва заметно дрогнули.

— Хорошо. Вы в первый раз на фургоне?

— Сэр.

— И вы так рано сегодня. С семью пассажирами. Давайтепосмотрим… на них? — он бросил взгляд сквозь решетку. — А. Да. Приветствую, мисс Длань. И вашу напарницу…

— Я крючком вяжу!

— … и, похоже, гуляки с праздника. Ну что ж. — Каченс отступил назад. — Что за маленькие безобразники, ваши патрульные. Они и впрямь прочесали улицы. Им нравятся… такиешутки, сержант. — Каченс взялся за дверную ручку фургона, и тут же раздался слабый звук, в тишине подобный раскату грома, когда меч медленно задвигался в ножнах.

Каченс застыл на мгновение, а потом осторожно бросил пастилку в рот.

— Ага, я полагаю, что все эти уловки… можнооставить, а, сержант? Мы ведь не хотим делать посмешище… иззакона. Забирайте их, забирайте.

— Да, сэр.

— Однуминуту, сержант. Позвольте мне… это мое маленькое хобби.

— Сэр?

Из кармана длинного плаща Каченс достал пару довольно больших стальных штангенциркулей. Ваймс вздрогнул, когда капитан принялся измерять его голову, нос и длину бровей. Металлическая линейка коснулась его уха.

Каченс что-то бормотал себе под нос, затем со щелчком захлопнул штангенциркули и сунул обратно в карман.

— Должен васпоздравить, сержант, — произнес он, — с преодолением ваших природных недостатков. Вы знаете, что у вас глаз серийного убийцы? Я никогда неошибаюсь в таких вещах.

— Нет, сэр. Не догадывался, сэр. Постараюсь не открывать его, сэр, — ответил Ваймс. Каченс даже не улыбнулся.

— Как бы то ни было, уверен, когда вы здесь освоитесь, то вы и капрал, кхе, Хомяк, оченьсильно поладите.

— Очень сильно. Да, сэр.

— Я вас… незадерживаю, сержант Киль.

Ваймс отдал честь. Каченс кивнул, резко развернулся, точно на вертеле, и пошел к зданию. Дергано, решил Ваймс. Этот человек ходил так же, как и говорил, с невероятным смешением скорости. Создавалось впечатление, будто он подвешен на веревочки; первые дюймы движения его руки были размыты, а потом она просто летела по инерции, пока, наконец, не встречалась с чем-то, что должно было оказаться целью. Предложения произносились как смесь порывов и пауз. Для этого человека просто не существовало ритма.

Ваймс, не обращая внимания на разъяренного капрала, забрался на фургон.

— Разворачивай, младший констебль, — приказал он. — Ночи, Генри.

Стоило колесам застучать по мостовой, как Сэм с расширенными глазами повернулся к Ваймсу.

— Вы собирались с ним схлеснуться, так? — выпалил он. — Ведь так же, сержант?

— Следи за дорогой, младший констебль.

— Но ведь это был капитан Каченс! А когда вы сказали тому типу доказать, что он — Генри Хомяк, я думал, я опп… меня удар хватит! Вы ведь знали, что они не подпишут, так ведь, сержант? Потому что, если на листке бумаги сказано, что к ним кто-то поступил, и если кто-нибудь захочет узнать…

— Просто правь, младший констебль. — Но парень был прав. Неназываемые по какой-то причине и любили, и боялись бумажной волокиты. Они, разумеется, увеличивали ее. Они записывали все. Но они не стремились появляться в чужих бумагах. Это их беспокоило.

— Мне даже не верится, что мы выбрались из этого, сержант!

Пожалуй, что нет, подумал Ваймс. Но у Каченса сейчас своих проблем хватает. Ему нет дела до какого-то тупого сержанта.

Он повернулся и постучал по решетке.

— Прошу прощения за неудобства, дамы и господа, но, похоже, Неназываемые сегодня не принимают. Пожалуй, нам самим придется допросить вас. Мы не очень-то знаем, как это делается, так что, надеюсь, мы не наделаем ошибок. Теперь, послушайте меня внимательно. Есть ли среди вас опасные заговорщики, собирающиеся свергнуть правительство?

Ответом ему стала угрюмая тишина.