— Нет, не совсем, — ответила Сьюзен. — Эта штука на твоей спине, что произойдет, когда она перестанет вращаться?

— Естественно, мое время кончится.

— Ага. Значит, тот факт, что он стал замедляться и остановился, когда тот Ревизор играл в лесоруба, не играет никакой роли?

— Он не вращается? — запаниковав, Лобзанг попытался дотянуться до него и закрутился на месте.

— Похоже, у тебя тоже есть скрытый талант, — сказала Сьюзен, прислоняясь к стене и ухмыляясь.

— Пожалуйста! Заведите его!

— Хорошо. Ты…

— Это не смешно!

— Ничего, у меня вообще не слишком хорошо с чувством юмора.

Она схватила его за руки, когда он принялся бороться с лямками.

— Он тебе не нужен, понимаешь? — сказала она. — Это мертвый груз! Доверься мне! Не сдавайся! Ты создаешь свое собственное время. И не пытайся выяснить как.

Он в ужасе уставился на нее.

— Что происходит?

— Все хорошо, все хорошо, — произнесла Сьюзен, так терпеливо, как могла. — Такие вещи всегда пугают сначала. Когда это случилось со мной, рядом никого не было, так что можешь считать, тебе повезло.

— Что случилось с вами?

— Я узнала, кто мой дед. И не спрашивай. Лучше сконцентрируйся. Где тебе следует быть?

— Хм, уф… — Лобзанг огляделся. — Ну… мне кажется, нам туда.

— И не мечтаю узнать, как у тебя это получилось, — сказала Сьюзен. — И это в стороне от этой толпы.

Она улыбнулась и добавила:

— Смотри на это с положительной стороны. Мы молоды и в нашем распоряжении все время мира…

Она забросила гаечный ключ на плечо.

— Пошли, пройдемся кое по кому дубинкой.

Если бы еще оставалась такая вещь как время, то спустя пару минут после ухода Сьюзен и Лобзанга, в мастерскую с важным видом прошла маленькая фигурка около шести дюймов ростом, облаченная в черную мантию. За ней последовал ворон, который приземлился на дверь и с величайшим подозрением уставился на часы.

— Мне они кажутся опасными, — сказал он.

— ПИСК? — сказал Смерть Крыс, приближаясь к часам.

— Нет, и не пытайся стать героем, — сказал Вещун.

Крыса подошла к основанию часов и, осмотрев их с выражением «чем-они- выше-тем-ниже-им-падать», потыкала их косой.

Вернее, попробовала потыкать. Когда лезвие соприкоснулось с часами, последовала вспышка. На мгновение Смерть Крыс превратился в кольцо черно-белой раскраски вокруг часов и исчез.

— Говорил же, — сказал ворон, хохлясь. — Могу поспорить, чувствуешь себя последним дураком, правда?

— … И тогда я подумал: какая работа действительно может подойти кому-то с моими талантами? — сказал Ронни. — Для меня время просто еще одно направление. И я решил, все ведь любят свежее молоко, так? И все хотят, чтобы оно было доставлено рано утром.

— Наверное, это лучше, чем мойка окон, — сказал Лю-Цзы.

— Я занялся этим после того, как изобрели окна, — сказал Ронни. — До этого я подрабатывал садоводом. Еще прогоркло масла яка?

— Пожалуйста, — сказал Лю-Цзы, протягивая ему чашку.

Лю-Цзы было восемьсот лет, и поэтому сейчас он предпочел отдых. Герой подскочил бы, бросился в затихший город, а потом…

И вот оно. Герою пришлось бы долго думать, что делать дальше. Восемьсот лет научили Лю-Цзы, что свершившееся, останется свершенным. И будет таковым в остальных реальностях, если вас интересует техническая сторона вопроса, но вам ничего не изменить. Часы ударили, и время остановилось. Позже решение появится само. Тем временем, чашка чая и беседа со случайным спасителем, может приблизить этот момент. К тому же Ронни и не назовешь заурядным молочником.

Лю-Цзы всегда считал, что ничего не происходит случайно, кроме как, может быть, в футболе.

— У тебя масло что надо, Ронни, — сказал он, делая глоток. — То, что мы сейчас получаем, не годится даже смазывать повозки.

— Это особый сорт, — сказал Ронни. — Я беру его из горных стад шестьсот лет назад.

— Твое здоровье! — Сказал Лю-Цзы, поднимая кружку. — Хотя странно. Я хочу сказать, если рассказать людям, что изначально было пять Всадников Апокалипсиса, а потом из них ушел и избрал карьеру молочника, ну, они будут немного удивлены. Им было бы интересно, почему ты…

На мгновение в глазах Ронни сверкнул металл.

— Творческие разногласия, — рявкнул он. — Здесь все зависит от твоего самомнения. Некоторые могут говорить… Нет, я не люблю вспоминать об этом. Желаю им всей удачи мира. Конечно.

— Конечно, — лицо Лю-Цзы оставалось непроницаемым.

— И я следил за их карьерой с большим интересом.

— Не сомневаюсь.

— Знаешь, меня даже вычеркнули из официальной истории? — сказал Ронни. Он вытянул руку, и на ней возникла книга. На вид совершенно новая.

— Это самая первая, — кисло сказал он. — Книга Ома. Встречал его? Такой высокий, с бородой, постоянно над чем-то хихикает?

— Это было до того, как я родился, Ронни.

Ронни передал ему книгу.

— Первая публикация. Открой Главу 2, стих 7, - сказал он.

И Лю-Цзы прочел:

— «И Ангел, облаченный в одежды белые, раскроет Железную Книгу, и выйдет пятый всадник на колеснице изо льда горящего, и будет скрежет зубовный и треск костей и вопли многих: «О, Боже, у нас проблемы!»

— Это я, — сказал Ронни с гордостью.

Глаза Лю-Цзы двинулись к стиху 8:

— «И увидел я как бы кроликов, цветов многих, но больше в клетку, вроде кувыркающихся, и был звук, словно бы пролили сироп».

— Эту часть вырезали из второго издания, — сказал Ронни. — Старина Тобрун был склонен к видениям. Отцы Омнианства часто подбирали и смешивали, что хотели. Конечно, в те дни все было молодо. Смерть, конечно, был Смертью, но остальные были просто Местным Неурожаем, Дракой и Сыпью.