говорил, что он
Суббота снова кивнул, на сей раз с удовлетворением. Когда же он открыл рот, искры засверкали у него между зубами. А когда он двинулся по болоту прочь, аллигаторы торопливо порскнули во все стороны, стараясь не угодить ему под ногу.
В дворцовой кухне было тихо. Огромные подносы с жареным мясом, свиные головы с яблоками во рту, многослойные торты – все давным-давно было унесено наверх. Слышалось лишь звяканье посуды, которую начали мыть в огромных раковинах, расположенных в дальнем конце помещения.
Тетушка Приятка наложила себе полную тарелку красной полосатки, сваренной в крабовом соусе. В Орлее она была не лучшей поварихой – с гумбо госпожи Гоголь не могло сравниться ни одно кушанье, люди с радостью восставали из мертвых, лишь бы еще разок попробовать это самое гумбо, – но разница между тетушкой и госпожой Гоголь была столь же ничтожной, как… скажем, как между сапфиром и бриллиантом. Однако у тетушки Приятки все же была профессиональная гордость, поэтому, зная, что предстоит бал, она расстаралась. Вот только разве можно приготовить что-нибудь толковое из огромных кусков мяса?
Коленнская кухня, как и все лучшие кухни во множественной вселенной, была создана людьми, которым надо было хоть как-то использовать продукты, от которых наотрез отказывались правители. Без крайней необходимости ни один здравомыслящий человек даже не подумает
Тетушка Приятка налила себе рома и как раз взялась за ложку, когда почувствовала, что за ней наблюдают.
В дверях, уставившись на нее, стоял высоченный здоровяк в черной кожаной куртке. В руке он держал кошачью маску.
То был очень своеобразный взгляд. Тетушка Приятка вдруг ощутила странное желание привести в порядок волосы и надеть чуть более нарядное платье.
– Да? – спросила она. – Что вам угодно?
– Хаучу еусть, теутушка Прияутка, – ответил Грибо.
Она внимательно осмотрела посетителя. И каких только типов не встретишь в Орлее в нынешние-то деньки. Этот, должно быть, тоже на бал заявился, вот только было в нем что-то очень…
Грибо ощущал себя крайне несчастным котом. Только что поднялся страшный шум всего лишь из-за того, что он попытался стащить со стола жалкую жареную индейку. А потом какая-то худющая женщина с лошадиными зубами, жеманно улыбаясь, долго уговаривала его встретиться попозже в розарии, что было совсем не по-кошачьи. Кроме того, тело у него было абсолютно неподходящее, да и у нее тоже. К тому же кругом толпилось слишком много других представителей мужского пола.
А потом он учуял кухню. Кухня притягивает котов так же, как, скажем, притяжение притягивает камни.
– Мы с вами где-то встречались? – уточнила тетушка Приятка.
Грибо ничего не ответил. Нос привел его к миске, стоящей на одном и столов.
– Хаучу! – потребовал он.
– Рыбьих голов? – изумилась госпожа Приятка.
С технической точки зрения они представляли собой отбросы, хотя то, что она собиралась сделать из них, плюс небольшое количество риса и несколько особенных подливок должно было превратить эти головы в блюдо, за которое дрались бы даже короли.
– Хаучу, – повторил Грибо. Тетушка Приятка пожала плечами.
– Что ж, если желаете сырых рыбьих голов, милости прошу, – не стала перечить она.
Грибо неуверенно взял миску. Он еще плохо управлялся с пальцами. Заговорщицки оглядевшись, он нырнул под стол.
Послышались энергичное чавканье и скрежет возимой по полу миски.
Вскоре Грибо снова появился на белый свет.
– Маулаукоу? – поинтересовался он. Удивленная тетушка Приятка потянулась за кувшином молока и чашкой.
– Блюуцце, – возразил Грибо.
…И за блюдцем.
Грибо взял блюдце, смерил его долгим мрачным взглядом и поставил на пол.
Тетушка Приятка удивленно наблюдала за происходящим.
Грибо покончил с молоком и ловко слизнул с подбородка последние капли. Теперь он чувствовал себя куда как лучше. В очаге горел огонь. Грибо прошествовал к нему, уселся, поплевал на ладонь и попытался вымыть уши, но у него ничего не получилось, поскольку и уши его, и лапа оказались для этого занятия абсолютно неподходящими. После нескольких неудачных попыток мытья он наконец улегся на пол и с трудом свернулся клубочком. Что тоже получилось не слишком хорошо, поскольку позвоночник почему-то стал плохо гнуться.
Через некоторое время тетушка Приятка услышала низкое, астматическое ворчание.
Грибо пытался мурлыкать.
Но у него оказалось неподходящее для этого горло.
В общем, проснется Грибо в самом дурном настроении и непременно захочет с кем-нибудь подраться.
А тетушка Приятка вернулась к своему ужину. Несмотря на то что этот верзила прямо у нее на глазах сожрал целую миску рыбьих голов, вылакал блюдце молока, а потом неуклюже скрючился у огня, она вдруг поняла, что ни капельки его не боится. Более того, она с трудом подавляла желание почесать ему брюшко.
Маграт прямо на ходу стащила с ноги вторую туфельку. Сейчас она бежала по длинной красной ковровой дорожке к дворцовым воротам, за которыми ждала ее свобода. Бежать – вот что было важнее всего. И неважно
А потом из теней вдруг выступили две фигуры. Когда они в абсолютном молчании стали приближаться к ней, Маграт угрожающе подняла туфельку, показывая, что так легко ее не возьмешь. Но даже в сумерках она ощущала на себе эти жуткие взгляды.
Толпа расступилась. Лили Ветровоск в шорохе шелка проскользнула вперед.
Не выказывая ни малейшего удивления, она оглядела матушку Ветровоск.
– И тоже вся в белом, – сухо промолвила она. – Честное слово, ну разве это не
– Я остановила тебя, – откликнулась матушка, все еще тяжело дыша. – Я
Лили Ветровоск посмотрела куда-то за ее плечо. По лестнице поднимались змеесестры, с двух сторон поддерживая безвольно обмякшую Маграт.
– Избави нас боги от людей, которые все понимают буквально, – сказала Лили. – Два – вот волшебное число.
Она подошла к Маграт и выхватила у нее из руки вторую туфельку.