Пришлось мне придержать Солнечного. Надоело шею выворачивать. Так и до несчастного случая недалеко. Мало того, что нортор морду свою замотал, только щели для глаз оставил, так еще говорит тихо. Поди, разбери, чего он там шепчет. Кстати, многие бабы в караване тоже лица под повязками спрятали. А некоторые, как и Крант, в плащи завернулись и перчатки надели. Пока я соображал: к чему бы это? неслабый загар получил. И всего за полдня. Повезло еще, что я не обгораю на солнце. Да и Первоидущий не прячется от него. Ну, с такой кожей, мужику все ни по чем. Я рядом с ним Белоснежкой смотрюсь.
– Мы скоро выйдем из Окраинных Гор, – тихо сообщает Крант.
Я тупо пялюсь на него. Точнее, на тюк тряпья, что колыхается на Крантовом поале. Кажется, оберегатель напялил на себя два плаща и попону в придачу. Мерзнет он, что ли?… Вчера не так все запущено было.
– Крант, ты заболел?
Качает головой. Нет, мол.
Ладно, может, модно среди норторов так. Или гардероб он свой решил проветрить. Меня не просит кутаться, и за то спасибо.
– Так мы в горах, получается?
Кивает. Молча.
Кручу башкой. Глазею по сторонам. Камни, песок, небо, облака. Между ними Дорога.
Или с моими гляделками чего-то не то, или я не понимаю местных приколов.
– Ну, и где горы?
Крант показывает на ближайший камень, потом на соседний, а потом делает округлый жест, будто гребет к себе чего-то от самого горизонта.
Типа, все, на что ты смотришь, Леха, это горы. Ну, а чего ты вместо них видишь, это уже твои личные проблемы.
– И это тоже гора?
Показываю на камень метрах в двух от Дороги.
Крант кивает. Молча.
А камень меньше футбольного мяча будет.
Получается, стояли себе горы, никого не трогали, а потом кто-то взял и песочком их засыпал. До самых верхушек. Это сколько же песка понадобилось?…
Спросил.
– Это пепел.
Я едва расслышал Кранта.
– Пепел?!
Молчаливый кивок и явное нежелание общаться дальше.
Ну, я поискал и нашел другой объект для общения. Марлу. И на привале получил еще кусочек информации. Маленький такой. Обгрызенный со всех сторон.
Окраинные Горы, в натуре, засыпаны пеплом. Воевали здесь
Победили все. Проигравших не осталось.
Даже тех, кто бы помнил, как они выглядели. Только смутные упоминания в полузабытых легендах и древних песнях.
– А ведь этих горе-вояк было до хрена и больше. Это сколько ж пепла надо, чтоб засыпать Горы!…
– Я слышала старую песню… – Марла пару секунд молчала, потом заговорила уже другим голосом и с другим ритмом: –… поднялись в небо зеленокрылые дарсматы, и полдня не видела земля солнца. На день закрыли землю от солнца синекрылые. Три дня дрожала земля во тьме, пока сражались с черными крыланами краснокрылые. А когда пал последний защитник, и враг уже торжествовал победу, взмахнула Великая Мать клылами, открыла свой карающий глаз, и закричало небо страшным криком, и стало огнем. Застонала вода в море и тоже стала огнем. Все враги сгорели в этом огне. Но нет больше жизни в Море Улхи. И над морем жизни нет. И возле моря никто не живет…
Марла вдруг замолчала, посмотрела на меня, словно только проснулась, и быстро-быстро стала жевать.
– А Море Улхи это где? спросил я, когда она собралась уходить.
Взмах левой рукой и Лапушка убежала.
Блин, все вели себя так, будто за каждое лишнее слово тут давали год строгого режима. Без права переписки.
Я потом глянул несколько раз в сторону моря, но моря там не увидел. Больше всего это напоминало тяжелые грозовые тучи у горизонта. Или далекие горы в тумане. И тоже у горизонта. А в последний раз эти тучи-горы сложились в горбатую старуху. Она сидела, подтянув колени к груди, покачивалась взад-вперед. Смотрела закрытыми глазами в небо и шептала, шептала…
– Господин… – Малек подергал меня за локоть, и я отвернулся от старой карги.
– Чего тебе?
– Господин, что случилось с твоими детьми?
– Малек, у меня нет детей!
– Но ты говоришь: деточки мои, деточки…
– Тебе послышалось! Понял?
– Да, господин. Но ты плачешь…
Я мазнул ладонями по щекам. Мокрые, блин.
– Это мне в глаз чего-то попало. Размазал сырость шейным платком, и опять рыкнул на Малька, будто он в чем-то виноват: – И вообще, я спать хочу, а ты…
– Нельзя здесь спать, господин, – зашептал пацан, склоняясь ко мне и озираясь. Вот выйдем из опасного места, тогда и… Я сам слышал, как Первоидущий говорил: настоящий привал и сон, когда закончатся Окраинные Горы.
– Ну, и когда они закончатся?…
– Скоро. Совсем скоро.
– Это тебе тоже караванщик сказал?
– Не мне. Но я услышал.
– А он тебя видел?
– Не знаю, господин.
– Ну, и какого ты возле него отирался?
Пацан отвел глаза и стал активно копошиться под плащом.
– Вот, господин, – у меня в руке оказался маленький кувшинчик. Это тифура.
– А я не засну от него?
– От красного сразу не засыпают.
– А потом?
– Потом Горы закончатся.
– Ладно, – открыл, хлебнул. Вкусно! Спасибо, Малек.
Он кивнул и отъехал. Потом вернулся, тронул за локоть.
– Ну?…
– Господин, не надо смотреть в ту сторону. Не смотри больше…
Я уставился на пацана во все глаза. Даже вино проглотить забыл.
