началом войн с соседними народами стали происходить удивительные вещи. То одно государство делало гигантский скачок в развитии наук и технологий и, следовательно, в вооружениях и начинало подчинять себе соседние, то, внезапно, прогресс останавливался, и соседи догоняли вырвавшегося вперед и восстанавливался паритет.

— Просто хорошо работали разведывательные органы, — сказал Сандерс и сам почувствовал, что этим не все можно объяснить.

— Возможно. Дальше — еще интереснее. Одно за другим государства стали впадать в некий ступор. Ладно бы они остановились в развитии, но налицо был явный регресс — уничтожались культурные и научные центры, города пустели — люди стали селиться в деревнях, а то и просто уходили в леса и вели полупервобытный образ жизни. Никакой закономерности в тех событиях выделить мы не сумели. Продолжался этот период около полутора тысяч лет и закончился тем же, с чего все началось: примерным паритетом. Причем научное и культурное развитие планеты осталось таким же, каким было полторы тысячи лет назад. На уровне раннего Средневековья. Поэтому на моей прародине так много легенд и суеверий и так сильны священники. Ну что скажешь?

— Та-ак, — протянул Сандерс, — дай-ка я попробую сформулировать выводы, к которым пришли ваши исследователи. Исходить я буду из того, что историей родной планеты заинтересовалась разведка, согласна? Ты ведь не просто так мне все это рассказала?

— Давай, давай, — подбодрила его Виктория, — не могу же я тебе все разжевывать, а то будешь потом хвастаться: вот, мол, соблазнил девицу, а она мне все и выложила.

— Хм… Вывод может быть один: кто-то управлял вашей цивилизацией. Так? Причем управлял настолько тонко, что и мысли о чужой, навязанной извне воле, ни у кого не возникло.

Виктория разочарованно вздохнула.

— Ты слишком умный, Дик. Пожалуй, я тебя все-таки прикончу. Потом.

— Значит, я прав! — воскликнул Сандерс.

— Тихо. Разбудишь Полубоя. Кстати, кто он?

— М-м…

— Только не надо говорить, что он археолог. С этим вопросом, по-моему, мы разобрались.

— Он из русской разведки, и он, как сам говорит, не разведчик, а диверсант. Боевик. Ну а нашу цель ты знаешь. Так я не закончил, — он собрался с мыслями, — стало быть, вы полагаете, что тот, кто играл вашей планетой, покинул ее почти тысячу лет назад и… позволь, — Сандерс даже привстал, — о, черт. Здесь творилось то же самое!

— Молодец! — Виктория приподнялась и чмокнула его в губы.

— Ага… так-так. Ты ищешь это существо…

— Или оружие, или технологию, с помощью которой можно отбросить целую планету в Средневековье.

— Глубоко же вы копаете, — сказал Сандерс с невольным уважением.

— Война, Дик, это двигатель прогресса. Все это война… — грустно сказала Виктория, — Фионимар выдыхается. Ресурсы истощены — освоенные планеты нам отбить не удалось и с каждым годом нам становится все труднее сдерживать агрессию Зовроса. А они нас в покое не оставят. Я посвятила проекту «Длань Бога» семь лет жизни. Сначала была нелегалом на Зовросе. Пришлось уходить — там очень тяжело работать. В той культуре женщины — почти ничто, так, машины для наслаждений и продолжения рода, причем греховные и нечистые. Два года корпела в архивах на Симароне и Таире. О тамошнем университете я могу рассказать тебе гораздо больше, чем ты мне, профессор несчастный.

— Ты и нашу легенду знаешь?

— Я многое знаю. Что тебе ответили из штаб-квартиры?

— Ты о чем? Пожалуй, это я тебя прикончу на прощание, — усмехнулся Сандерс, — приказали выяснить, кто такой Смотрящий. Вам он, конечно, важнее. Он, оно или что там такое, под Каналами. Но выяснить я обязан.

— Ладно, после разберемся, — согласилась Виктория и сладко зевнула, — его еще надо найти.

Сандерс, посмотрел на нее. Сейчас он хотел ее, как никогда прежде. Может потому, что вскоре их дороги должны были разойтись, а может, и вправду она стала для него дороже других женщин.

— Хочешь — поспи, — сказал он, — я посижу, потом разбужу Касьяна и сам тоже лягу.

— А ты не уснешь?

— Смеешься что ли? Чтобы я заснул на посту? — Он скорчил сердитую гримасу.

— Ладно, верю. — Она улыбнулась и закрыла глаза.

Скоро лицо ее расслабилось, и дыхание стало ровным и спокойным. Полумрак истончил ее черты, она показалась Сандерсу столь прекрасной, он вдруг подумал, что уже не сможет жить без нее. Обычно он довольно быстро терял к женщине интерес, но сейчас не мог поверить, что это она была с ним на Ривьере, что это они любили друг друга в ангаре Людвига под ледяным душем. Он попытался вспомнить эти моменты, но почему-то получилось так, что вспомнить он смог только мимолетные взгляды и радость случайных прикосновений. Никакой гордости кобеля, у которого самая красивая женщина, только ее тонкие черты и глаза, которые смотрели не насмешливо — насмешка, это защитная реакция на скорое расставание, нет, ее глаза смотрели с ожиданием: скажешь ты наконец те слова, которые я жду, или ты действительно тупой самец, уложивший в кровать еще одну бабу. Одну из многих…

Сандерс закусил губу. Господи, ну почему он такой идиот? Когда теперь представится возможность открыться перед ней? Он покосился на Полубоя. Нет, только не в присутствии русского. Смешно даже подумать, что он что-то поймет. Кажется, его развитие остановилось на уровне инстинктов: пожрать, выпить пива, сделать работу, все! Сандерс горько усмехнулся. А сам-то он кто? Удачливый шпион, бабник и скрытый алкоголик с претензиями на высокие чувства и непомерными амбициями.

Он прогнал неприятные мысли и снова засмотрелся на лицо Виктории. Ведь, по сути, они были вместе только там, в ангаре. На Ривьере он напился так, что мало что мог вспомнить. Ничего, все поправимо. Выясним, что там затаилось, под Каналами, и возьмем отпуск! Ведь должны же ей дать отпуск! Она же говорила, что семь лет работала, так неужели пару недель не дадут? Ну хоть недельку! Они поедут снова на Ривьеру и повторят все сначала: сделают вид, что только познакомились, он будет ухаживать и дарить ей цветы, а потом она скажет:

— …вашу мать! Голуби небесные! Перережут, как овец, а вы и не почувствуете!

Сандерс на ощупь цапнул «бастард» и открыл глаза. Напротив них стояли несколько фигур, с головы до ног закутанные в белые одежды. Полубой был уже на ногах, Виктория откатилась к стене, вскочила и, выхватив ланскнетту, приготовилась защищаться.

— Молодец, Дик, — пробормотала она, — часовой из тебя отменный.

Полупрозрачные белые ткани, которыми был задрапирован зал, добавляли пространства и света помещению, и казалось, что пещера огромна, хотя своды ее ненамного превосходили по высоте тоннели, которые сходились сюда. Пол, в отличие от ребристого пола в тоннелях, был настолько ровный и гладкий, что казался зеркалом, слегка замутившимся от времени. Еще когда они шли сюда,