— Мы получили доступ к данным вашего медицинского обследования. Доктор Бауэр ничего об этом не знает и я хотел бы, что бы это осталось между нами. По физическим и психофизическим параметрам вы подходите для обучения в нашей академии Космического Транспорта.

Я снова молча смотрел на него. Это удобно — молчать, когда ни черта не понимаешь. Собеседник может решить две вещи — что ты либо полный идиот, либо все знаешь сам. Во втором случае он тебя переоценивает, в первом — наоборот. И так получается, что ты в выигрыше в любом случае. Он смотрит на меня и по его глазам я ничего не могу понять — как будто смотрю на два стеклянных шарика.

— Параметры отбора пилотов космических кораблей достаточно высоки — это отменное здоровье, трудоспособность, способность быстро принимать адекватные решения в сложной обстановке и так далее. Для полетов в активном гиперкосмосе мы также проводим проверку работы вашего мозга. Это связано с тем, что в последние пятьдесят лет нейрофизиологическая инженерия получила большое распространение и для звездоплавания мы стремимся использовать все перспективные направления современной науки и техники.

Вот тут меня и прорвало, как тогда, когда я очнулся в лазарете.

— Слушайте, господин хороший, — сказал я ему не грубо, а так мягко и вкрадчиво, — вы бы мне попроще объяснили, что к чему. А то я здесь, в вашем мире, человек новый и не знаю многих вещей.

Тут он как бы в первый раз улыбнулся по-человечески.

— Мы узнали, что вы можете стать пилотом. Причем не простым пилотом, а профессионалом высшего класса. По статистике, пилотом может стать далеко не каждый, всего десять процентов из общего числа претендентов могут надеяться на то, что они могут стать пилотами. Ваше обследование показало, что вы входите в число этих возможных десяти процентов. Я сам точно не знаю, по каким параметрам проводится отбор, это сложная медицинская процедура, но нам не нужны детали. Мы хотели бы предложить вам оплатить курс вашего обучения в нашей академии.

Теперь настала моя очередь улыбнуться, но эта улыбка наверняка была горькой, я почувствовал горечь на губах.

— Я извиняюсь, конечно, я человек простой и спрошу вас прямо — что будете от этого иметь вы?

Теперь была его очередь улыбаться, но эта улыбка, в отличие от моей, была улыбкой превосходства.

— Мы всегда стремимся тщательно выбирать своих работников, нам нужны перспективные люди. Именно поэтому мы часто оказываем подобного рода услуги. Теперь я скажу вам по- простому: мы оплачиваем ваше обучение в академии, вы учитесь там три года. После этого вы обязаны будете подписать долговое обязательство, по которому вы должны будете отработать на наших коммерческих линиях десять лет. Мы — люди прагматичные, поэтому мы будем удерживать семьдесят пять процентов от вашей заработной платы. Все достаточно просто, не так ли?

— Значит, вы платите за то, что я буду учиться три года. Потом десять лет я работаю на вас и отдаю вам три четверти. После этого я свободный человек?

— Абсолютно.

— Никаких больше долгов, обязательств и прочего?

— Нет.

Он раскрыл папку и протянул мне листы белой плотной бумаги и я сказал ему:

— Мне нужно подумать.

Он спокойно закрыл папку и также спокойно сказал мне:

— Я ценю то, что вам нужно время на раздумья. Но советую вам соглашаться на наше предложение. Насколько я понял, вы не имеете профессии и ничего, попросту говоря, не умеете. Сейчас везде требуются квалифицированные работники. С вашими данными вы не сможете найти хорошую, да что там хорошую, просто какую-нибудь оплачиваемую работу. Не тяните долго с ответом.

— У меня есть несколько вопросов, — сказал я.

— Пожалуйста.

— Как вы получили данные моего обследования?

— Мы имеем удаленный доступ к информации, которая нас интересует или может заинтересовать. Кстати, советую вам никому не говорить об этом. Нам это не может повредить, а вам очень даже может.

— Если я стану пилотом — то я смогу летать к звездам?

— Конечно, — он улыбнулся мне.

— Через час в лазарете, — сказал я ему и отвернулся к окну.

Передо мной была темнота...

В лазарете док выдал мне одежду и поставил передо мной большую сумку.

— А это зачем? — спросил его я. — У меня же ничего больше нет.

— Теперь есть.

Я открыл сумку — там были две книги: «Общая история Земли» и «Кодекс Астронавтики и Звездоплавания», смена белья, носки, пара носовых платков.

Я готов был заплакать.

— Пиши мне, пожалуйста. Хотя бы раз в неделю.

— Конечно, док, обязательно, — прохрипел я.

Он прижал меня к своему животу — ведь я доставал ему только до груди, похлопал по спине.

Слов не было ни у него, ни у меня. Хороший мужик док. Книги те, что он мне подарил, до сих пор со мной, и сумка старая брезентовая до сих пор еще такая же крепкая, как и в тот день, когда он мне ее подарил.

Через час я подписал оба предложения — от Говорова и от Чистильщиков, и через три часа уже летел на Землю...

Первое впечатление от Земли — муравейник. Все куда-то бегут, торопятся, людей столько, что я в жизни никогда не видел. Машины странные, непонятные всюду на скорости бешеной носятся, и не только по земле, а и по воздуху. Рекламы голографические с толку сбивают на каждом шагу, смотришь — вроде бы девушка на тебя идет красивая, протягивает чего-то, улыбается — рот до ушей. Я, как дурак, ей лыблюсь, руку протягиваю, чтобы подарок взять — а тут раз — и перед собой полицейского наблюдаю, рослого такого, и самое главное — на девушку совсем непохожего. Только через месяц стал людей от голограмм различать. Оказывается, люди от голограмм отличаются тем, что голограммы по контурам фигуры светятся, как будто бы нимб на иконах.

Города огромные — мегаполисы, людей в них живет столько, что мой Город там был бы маленьким таким кварталом, спальным районом, как тут говорят. Фабрики подземные, заводы, поля огромные пшеницей и другими злаковыми засеянные, колосья пшеничные такие огромные, размером с початки кукурузы, такой пшеницы нашему Острову хватило бы лет на десять, никто бы милостыню не просил бы, если бы Короли хотя бы десятую часть урожаев земных народу отдали. Да только знаю я, что они скорее бы удавились, чем народу отдали столько хлеба. Сволочи они, людоеды, каннибалы проклятые! Никогда еще моя ненависть к власти моей старой не была такой яростной, как здесь на Земле. Как же я ненавидел их всех — полицейских, городских чиновников, законников, солдат. Если бы всю мою ненависть в энергию превратить — взорвалась бы моя планета, разлетелась бы на части! Хотя нет, планете бы своей я никогда такого вреда не причинил бы, если бы ненависть мою на Королей обратить — сгинули бы они без следа, сгорели бы без следа, а прах их ненавистный закопал бы я глубоко в землю. Только землю жалко, от праха этого там ничего живого расти не будет. Сложить всю эту гниль в один огромный ящик да и запулить бы на солнце, пусть сгорит без следа. Солнце наше и не такое видело, ему эта дрянь так, плюнуть — и