пиявка!).

– Должна же я была заставить его поверить! – говорит Тэлла. И, с гордостью: – И я добилась своего!

И муж, с кислой миной, но соглашается: да, ты умеешь добиваться своего. И внезапно спрашивает:

– Ну, ты хоть получила удовольствие?

Ледяные глазки-иголки шарят по лицу Тэллы. Тэлла растягивает губы:

– Он слишком велик для меня,– погладив впалую щеку мужа.– Слишком тяжел и груб. Но ты должен дать ему пропуск, будь он сам Равахш. Я обещала, и этот мужлан не должен считать меня лгуньей… Или что-нибудь заподозрить… (Вот довод специально для тебя, гнилой сучок!) Радуйся, что он вчера не убил тебя, поблагодари его хозяина: это магхар, настоящий зверь! Тебе придется вознаградить меня.

– Вознагражу,– соглашается Даг.

Скупость ему не свойственна.

– И ты права, пропуск ему придется дать – сама отнесешь.

Тэлла делает гигантское усилие, чтобы не выказать радости, но безразличного выражения ей не сохранить, и она делает недовольную гримаску.

– Пошли слугу! – говорит она.– Это животное будет опять трахать меня. Я не смогу ему сопротивляться: ты знаешь, какие у него лапы?

Даг морщится: он-то знает.

– Нам придется немного потерпеть! – говорит он.

«Нам! – мысленно возмущается Тэлла.– Если бы дело касалось твоей дряблой задницы, ты не подошел бы и на арбалетный выстрел!»

– Я подарю тебе ожерелье из больших изумрудов! – обещает Даг слащавым голосом.– Оно пойдет тебе, твоим очаровательным глазкам!

Тэлла молчит. Если она согласится только на ожерелье, хитрый Даг может подумать, что она запросила слишком мало.

– И карету из орехового дерева с восьмеркой упряжных псов! – дерзко требует она.

– И карету,– соглашается Даг.

Вот теперь довольно. Тэлла улыбается:

– Хорошо, милый, я сделаю. Но почему бы тебе не отправить меня к его хозяину? Неужели ты думаешь, что я справилась бы с ним хуже, чем этот наглый Шинон?

Даг усмехается.

– Аристократ слишком красив! – говорит он.– Боюсь, ты потеряла бы голову, прежде чем доискалась истины. К тому же Шинон уже подсунул ему какую-то девку. Да и гостиница – более подходящее место для нас, чем дом Шинона. Хотел бы я знать, где строитель этого дома? И кто его сцапал?

– Разве ты не догадываешься? – лукаво спрашивает Тэлла.– Ты, такой проницательный…

– Догадываюсь,– сухо говорит Даг.– Но твой язычок слишком близко от твоих ушек!

Тэлла смеется:

– Ты шутишь дорогой! Тебе лучше?

Эрд сжал коленями бока парда, и тот пошел плавной рысью вслед за пардом начальника сотни. Два десятника скакали слева и справа от светлорожденного. Сдвоенные золотые мечи на рукавах их курток, наброшенных поверх тонких кольчуг, сверкали в лучах солнца. Позади, по трое, ехали солдаты эскорта, тридцать воинов.

Отряд выехал из Фаранга, миновал заставу, где Эрду не так давно отказали в проезде, и парды прибавили шаг. Плодородная равнина лежала по обе стороны неторопливо текущей реки, многоводной Фуа. На высоком берегу росли деревья. Иногда дорога отступала от реки на четверть мили, и тогда возделанные земли оказывались по обе стороны от путников. Иногда в отдалении можно было заметить двух-трехэтажные виллы. А потом справа возникла высоченная каменная стена, протянувшаяся не меньше чем на милю.

– Что это? – спросил Эрд десятника.

Но тот сделал вид, что не услышал. Неожиданно стена прервалась распахнутыми воротами, за которыми Эрд увидел широкую белую дорогу, а дальше – огромный дворец, куда больший, чем тот, что принадлежал фарангскому Наместнику. Светлорожденный придержал парда, чтобы рассмотреть подробнее, но десятник хлопнул его животное по крупу, пард прыгнул, и сбоку опять потянулась сплошная каменная стена едва не в пятнадцать локтей высотой.

«Владение соххогоя»,– сообразил Эрд.

Сзади послышался топот. Отряд всадников настигал их. Воины на отличных боевых пардах обогнали фарангцев, преградили путь. Сотник взмахнул желтым флажком с гербом Конга: особый гонец Великого Ангана. И всадники тотчас освободили дорогу и умчались обратно. Стена, обозначавшая владения соххогоя, кончилась, и снова потянулись плантации, оливковые рощи, виноградники. Сады низкорослых лимонных деревьев, тщательно возделанные поля. Оросительные каналы уходили в глубь долины.

Когда солнце прошло треть своего дневного пути, начальник сотни дал знак: спешиться! Платановая рощица укрыла воинов от полуденного жара.

Пардов расседлали, достали еду и вино. Сотник предложил Эрду разделить их трапезу, и светлорожденный охотно согласился – он успел проголодаться. Когда с завтраком было покончено, солдаты, сняв доспехи и сапоги, расположились в тени. Одни предались игре в кости, другие просто уснули. Сотник поставил часового наблюдать за дорогой. Эрду эта мера показалась излишней: что может угрожать тридцати воинам в их собственной стране?

Начальник подошел к светлорожденному.

– Господин,– сказал он.– Ты можешь отдохнуть. Два часа мы будем здесь. Только прошу тебя, не удаляйся от деревьев.

Эрд кивнул. Он лег на теплую землю. Пестрая от солнечных бликов листва колебалась под дуновениями легкого ветерка. В узких просветах Эрд видел высокое белесое небо. Веки его слипались. Ветер, дувший со стороны реки, приятно освежал кожу. Эрд задремал…

Прошло не более часа с тех пор, как взошло солнце. Мара шла по пустынной тенистой аллее и тихонько напевала. День прекрасен. И ночь была хороша. Мара покосилась на новый браслет из черного серебра, инкрустированный крохотными рубинами. Но не он был причиной ее отличного настроения: она узнала, что Санти жив и увезен на корабле вверх по Фуа (значит, не на юг!). Может быть, слава его дошла до дворца Великого Ангана? Северная женщина, прекрасная, как боги на старинных фресках, похвалит Мару! Вдруг девушка почувствовала нечто странное. Сначала она не поняла, а потом догадалась и так удивилась, что даже замедлила шаг. Аллея была пустынна. А ведь в это время здесь, в богатой части города, обычно довольно много людей. Мара даже слегка испугалась. Но оглянулась назад и успокоилась: в сотне шагов позади она увидела нескольких человек. Аллея повернула направо, до дома девушки оставалось не больше пяти минут ходьбы. Навстречу ей двигались закрытые носилки, сопровождаемые двумя бегунами.

«Интересно, кто в них?» – подумала девушка, уступая дорогу.

Коричневая штора открылась, но Мара ничего не успела увидеть: к лицу ее прижали платок, и она вдохнула пыль толченого дурманного гриба.