забредали даже воинственные гурхи. Почти не спали, ели то, что находили в пути, или принимали почтительное, боязливое подношение кайлатцев, если проходили мимо их домов. Ни с кем не разговаривали, не обращали внимания ни на холод, ни на жару. Словно знали, что всегда должны быть в движении, постоянно преследуя неведомое зло и отгоняя его своим появлением. Удивительные, загадочные люди, а может, и не люди…

Старик поднялся, оказавшись ростом едва по плечо Тиссе, и неожиданно подошел к ней. Несколько мгновений рассматривал, потом робко дотронулся до руки, посмотрел на свой палец, как будто проверяя, не остался ли на нем след от мела или белой краски, протянул руку к ее светлым кудрявым волосам. Она вопросительно взглянула на меня, я кивнул, и девушка наклонилась, позволяя монаху прикоснуться к прядке, выбившейся из-под шляпы. Гэлугпа восхищенно поцокал языком, трогая мягкий локон, и заговорил звонким голосом, который мог принадлежать и мужчине, и женщине, и ребенку.

– О чем это он? – спросил меня озадаченный Джейк, наблюдающий за монахом.

– Не понимаю, – ответил я, пытаясь уловить в быстрой речи хоть одно знакомое слово. – Я не знаю этого диалекта.

– Птичий язык какой-то, – пробормотал Дик, на всякий случай отходя подальше от монаха, хотя тот не проявлял к нему вообще никакого интереса и вряд ли замечал.

– Белая, – сказал вдруг старик на найтили, выпустил из рук волосы Тиссы, которая тут же выпрямилась, и ему пришлось смотреть на нее снизу вверх. – Большая. Прекрасная, как гора.

– Говорит, что ты очень красивая, – перевел я.

Она криво улыбнулась, принимая комплимент, который, должно быть, посчитала сомнительным, но ничего не сказала.

Старик наклонился, вытащил из-за камня трекинговые палки вполне современного вида, посмотрел на меня, показывая, что готов идти.

И я пошел рядом с ним.

Так мы и поднимались. Дик, Джейк и Тисса – впереди, я с гэлугпа сзади. Когда задерживались мы – останавливался и он, терпеливо дожидаясь. Я так и не понял, почему он решил идти с нами. Почувствовал опасность, которая ждала нас на дороге, соскучился по человеческому обществу, или нам просто было по пути.

От старика исходило необычное ощущение – его как будто не было. Он растворялся в тишине окружающих гор, и временами мне казалось, что рядом со мной движется пустота, заключенная в тонкую оболочку, напоминающую человека…

Когда впереди показались красно-бело-золотые ворота, за которыми начиналась территория монастыря, гэлугпа остановился, посмотрел куда-то мимо меня, поклонился и побрел обратно, в серую дымку облаков, наползающих на гору.

– Куда это он? – спросила Тисса, глядя ему вслед.

– Дальше. Они живут в горах.

– Хорошо, что ушел, – проворчал Джейк, держась за поясницу и выпрямляя уставшую спину. – У меня от него мороз по коже.

– А мне он понравился, – задумчиво сказала Тисса, посмотрев на меня посветлевшими глазами, – на тебя, Рай, чем-то похож.

Дик саркастически рассмеялся:

– Да, такой же ненормальный, считающий тебя неописуемой красавицей.

Она не сочла нужным отвечать на эту грубость, погруженная в какие-то свои мысли…

Прямо под воротами, ведущими на территорию монастыря, сидел Тшеринг, поджидающий нас. Выглядел он таким мечтательным и просветленным, что даже не ответил на мое приветствие. И лишь со второй моей попытки добиться от него ответа, отрешившись от высоких размышлений о вечном, махнул рукой в сторону одного из лоджей на территории Тенгабоче, где занял комнаты для нас. А затем снова уставился на горы.

Монастырь стоял на возвышении. И, в отличие от всех кайлатских построек, абсолютно не вписывался в суровый горный пейзаж. Здание с шатровой крышей, резными фигурками и богатой росписью на стенах, казалось, появилось здесь из какой-то другой реальности. Впрочем, почти так и произошло. По легенде, настоятель Ронгбукского монастыря во время медитации прилетел на это место. Оно ему понравилось, и он решил основать здесь еще один храм. Так Тенгабоче, нарисованный сначала воображением мудрого кайлатца, возник на этом склоне в реальности из камня и дерева именно таким.

Лет двадцать назад, когда от маленькой гидроэлектростанции, установленной на соседней реке, провели электричество, случилось короткое замыкание, и монастырь загорелся. Огонь, конечно, потушили, но кое-кто из монахов видел в этом происшествии перст судьбы – нельзя смешивать сомнительные достижения цивилизации и древнюю мудрость. Однако нынешний настоятель как человек прогрессивный мигом прекратил эти разговоры, заняв своих подопечных ремонтом. И новая крыша теперь сияла еще более великолепной росписью, чем прежде.

Мы шли по тропе к нашему лоджу – одному из грубо сколоченных двухэтажных зданий, стоящих в отдалении от монастыря.

– И какой в нем смысл? – спросил Джейк, фотографируя Тенгабоче больше по инерции, чем из искреннего интереса к его архитектуре. – Для чего он построен?

– Для молитв, чего же еще, – хмыкнул Дик, но тут же стер ухмылку, увидев тень неудовольствия на лице босса, вызванную его неуместным замечанием.

– Здесь учатся дети от пяти лет до двадцати. Они изучают математику, астрологию, медицину, лекарственные травы. Занимаются живописью, изготовлением ксилографических досок, масок для праздников.

– Что за доски? – перебил меня Дик.

– На деревянной основе рисуются сюжеты из жизни божеств или выдающихся императоров Кайлата, иллюстрации к священным книгам.

– Ага, – многозначительно сказал тренер, выслушав объяснение, и покровительственно кивнул, предлагая мне рассказывать дальше.

– Учащиеся в монастыре, в свою очередь, просвещают других жителей деревни, а также наставляют братьев и сестер в своих семьях. – Я замолчал, пропуская группу трекеров, бредущую к желтому палаточному городку, разбитому на поляне неподалеку от одного из трех лоджей. – Монахи проводят ритуалы, важные для кайлатцев, – свадьбы, похороны, некоторые празднования. Глава монастыря – лидер духовной жизни страны. Без его одобрения не начинается ни одно важное дело. Альпинисты смогли подниматься на Мать Всех Богов только после его разрешения.

– Он тоже воплощение какого-то божества? – с легкой насмешкой осведомился Джейк.

– Да. Кайлатцы верят, что в него вселяется дух верховного бога.

– И почему я не удивлен… – добродушно усмехнулся тот.

– Монахи живут здесь всю жизнь, не выходя? – с любопытством спросила Тисса.

– Нет. В самые холодные месяцы здесь остаются лишь несколько человек, остальные расходятся по деревням внизу. Некоторые снимают с себя сан и уходят в мир, работают носильщиками и гидами, строят дома, путешествуют. А потом нередко добровольно возвращаются обратно.

– Ты так хорошо все это знаешь? – поинтересовался Джейк, убирая камеру в кофр и надежно застегивая его. – Откуда?

– Жил здесь какое-то время.

– Хотел стать монахом? – ухмыльнулся Дик.

– Пытался изучить местную культуру.

– Ах, культуру.

– Значит, отсюда все эти местные легенды? – спросила Тисса, рассматривая монастырь.

– Большинство.

– А остальные?

– Узнал на собственном опыте.

– Я читала, в Кайлате есть еще один храм, – сказала девушка, выразительно глядя на меня, явно намекая на то, что сведения эти она почерпнула из моих записей, которые вытащила, вскрыв сейф. – Очень