слово, так мне будет легче воспринять все то, что вы мне тут с дядей Марком сообща несете!

— Был коньяк, — сказал Элькан, — но ведь ты только что допил бутылку. Есть еще, но будет он лишь после того, как мы переговорим до конца, и сразу предупреждаю, что ты должен пересмотреть многие свои взгляды на жизнь. Ты слишком легкомыслен. Ты слишком нам нужен. Без тебя будет тяжело всей планете.

— Пла-не-те? — широко и нагло ухмыльнулся Костя Гамов. — Масштаб задан неплохой. Надеюсь, коньяк будет соответствовать масштабу. А что это вдруг жалкий и нелепый выпивоха-неудачник с неактуальным для землян образованием замахивается на такой статус? Ну ты говори, дядя Марк, говори!

— Да я и не умолкал. Просто ты все время меня перебиваешь. Продолжаю. Так вот. Мало-помалу мы освоились здесь. Уровень моих научных знаний на порядок выше того, что я прочитал в привезенных тобой энциклопедиях и справочниках. Оставаться на твоей даче было нелепо. Тем более я не мог вычислить, в какие сроки прибудет на Землю Корабль Леннара.

— Кого? Это — ваш главный?

— В некотором роде… Еще успеешь познакомиться. Кстати, ты на него похож внешне. Сходный типаж. Дальше. Мне удалось выйти на людей с возможностями и полномочиями большими, чем у тебя. Хотя и в определенной степени благодаря тебе, Костя. Не смотри так, еще раз повторю, твоя роль неоценима, и ты сам еще не понимаешь, какую роль ты обязан сыграть в великом Контакте наших цивилизаций.

— Тьфу ты, мать твою!

— И даже твой плевок вскоре будет поистине грандиозным явлением, — саркастически поддела его Инара. — Особенно если вспомнить, что ты плевался и тогда, когда встретил нас впервые.

— К весне следующего года мы переехали в Москву, — продолжал профессор Крейцер, — к тому времени мы достаточно адаптировались к новым условиям существования, а я даже выучил несколько планетарных языков, показавшихся мне наиболее важными, ключевыми: английский, немецкий, китайский ну и, само собой, язык той страны, в которой мы оказались, — русский. Именно на этих языках написана большая часть научной литературы того рода, что требовалась мне в моих научных изысканиях. Конечно, тех знаний, что добыла ваша наука за время своего существования, мне было недостаточно. Еще сильнее ощущался дефицит исходных рабочих материалов, препаратов, реактивов. Уровень технологий тоже оставляет желать лучшего, но даже при существующих научных достижениях мне удалось продолжить работу над тем, что я начал и экспериментально подтвердил на Корабле. Передо мной стояло две основные задачи: первая — достойно подготовиться к прибытию «Арламдора» к Земле, в это я включаю целый комплекс задач; и вторая — отладить технологию, которую я беззастенчиво назвал «Дальний берег». Беззастенчиво, — продолжал Крейцер чуть виноватым голосом, — это потому, что мое подлинное имя Элькан, «иэллэ кян», переводится как «дальний берег» с леобейского. Думаю, ты, Костя, довольно неглупый человек, догадываешься, что это за технология и какие возможности она предлагает человеку. Кажется, твой следователь, этот милый человек Альберт Гаврилович…

— Олег Орестович.

— …вот именно он. Так он испытал на себе силу «Дальнего берега». Вполне невинная модификация, у него даже память не заблокировалась и дурачком он не стал, — закончил Марк Иванович, лукаво улыбаясь и машинально перебирая кончиками пальцев толстую пачку лежащих на столе документов. — Собственно, все это мелочи. Я соорудил пару самосхлопывающихся пространственных ловушек, в которые угодил не только он, но и один милый крокодил, попавший в квартиру Олега Орестовича прямо из Нила. Такие люди, как он, только и понимают, что оглушающие эффекты, которые бьют их по голове как молотом. Впрочем, лишний опыт при доводке технологии до ума никогда не помешает…

— А доктор Ревин? Этот… Донников? Они тоже из ваших?

— Нет. Из ваших. Но ведь ты сам должен понимать, что нас кто-то должен лечить и охранять. Притом что мы несколько отличаемся от землян анатомически… Количество ребер, например, другие нюансы… Ревин великолепный медик-универсал. Донников человек с большими связями, именно он вывел меня на генерала Ковригина и банкира Монахова.

— Ага, Монахов, — пробормотал Гамов, — вот еще одна очаровательная и хорошо знакомая персоналия. Он-то зачем?

— Финансы. Необходимые при исследованиях реагенты стоят сумасшедших денег. Литий, редкоземельные металлы, радиоактивные изотопы, да мало ли… В магазине, сам понимаешь, такое добро не купишь. Нужны каналы и огромные средства. Их я и брал у Монахова. Частью легально, частью — не совсем. Собственно, тебе и не обязательно быть в курсе моих махинаций, которые могут показаться тебе не особенно чистоплотными. Ведь, зная точные координаты его депозитария, я или мое доверенное лицо могли переместиться туда и взять сколько угодно наличных. Главное — знать место. Он потом что-то заподозрил и совсем недавно явился ко мне, мягко говоря, в не очень удобное время. Жаль, если бы он еще немного потерпел, то мог бы вполне наслаждаться результатом вместе с нами… С ним поступили жестоко, но куда хуже было бы, погибни не он, а я. Тогда все могло бы пойти по совсем другому сценарию.

— Ну и гусь вы, дядя Марк, — мутно глядя на инопланетного «родственника», сказал Костя Гамов. — Любыми средствами… Макиавелли плачет от зависти.

— Есть немного. В России нельзя решать серьезные вопросы, не замазавшись в криминале и зачастую не подставив под удар своих близких. Кстати, в том числе и поэтому я решил заблокировать тебе память — ради твоего собственного же блага. Правда, блокировка спровоцировала определенные смещения… гм. — Крейцер явно подбирал слова поделикатнее и потому пытался говорить как можно туманнее и мудренее: — Спровоцировала определенные смещения, сдвиги в структуре твоей личности. Ты стал…

— Мягче, бесхребетнее? Рассеяннее… этаким мягкотелым и беспутным слизняком? — подсказал Гамов. — Вот только мне кажется, что начинают всплывать прежние мои качества… Так? Ведь блокировка памяти не вечна и ослабевает?

— Да. Так. Блокировка памяти… Я вынужден был сделать это, пойми. Подтолкнула меня к тому и скверная история, произошедшая на твоей даче. Ну ты помнишь. Тебе, верно, напоминали.

— С убийством Васильева и россказнями старой дуры Кавалеровой? Да, заботливый Олег Орестович живописал красочно… Васильев, наверное, очень далеко сунул длинный нос не в свое дело, вот и получил топором… От кого, кстати?

Широкое лицо профессора Крейцера стало строгим.

— Скверная история. Никто не хотел тебя, как ты выражаешься, подставлять. Васильев напал на тебя пьяный, начал душить, желая вызнать, а что это за милые люди живут у тебя на даче. Скопендра убил его. Не вовремя появился патруль. У тебя был сильный шок, и ты, находясь в этом шоковом состоянии, едва не выболтал про нас все, что знаешь. Я решил: хватит. Я явился в больницу и сделал тебе укол особого препарата. Подробностей не спрашивай. Из больницы я тебя вызволил. С тех пор ты считал меня своим дядей Марком, который недавно приехал из-за границы. Мою ложь могли опровергнуть только твои близкие, но твоя мать умерла незадолго до этого скверного случая с соседом по даче. Еще и поэтому я опасался за тебя и твое душевное состояние. Так что лучше было поступить так, как поступил я. Так я и Инара стали твоими родственниками.

— А до этого… я считал вас теми, кто вы есть на самом деле?

— Да.

Гамов шумно выдохнул и, со стоическим видом сложив на груди руки, замолчал. Да и что говорить, о чем спрашивать?.. Разве о чем-то малосущественном, что может несколько сгладить напряжение. Константин выговорил, чуть запинаясь:

— А змеи? Которых я привозил вам на дачу? Где я их брал? Ну впрочем… Они… тоже для опытов? Или, может быть, в пищу… так как наиболее близки к той еде, которую вы употребляли на вашем Корабле?

— Да, это любимая пища Скопендры. Он сейчас скрывается неподалеку от твоей дачи в домике на болоте и, верно, снова приготовляет змей. Я порекомендовал ему немного отлежаться, потому что это он разобрался с Монаховым и его людьми и это он вызвал такой переполох в НИИ, когда туда пожаловал Грубин со своими удальцами. Пусть подлечится. На природе он восстанавливается быстрее всего. Тем более, я полагаю, в ближайшее время он нам не пригодится. Ладно, порази меня Язва Илдыза, как любят говорить некоторые мои соотечественники. К делу. — Профессор Крейцер активно зашелестел бумагами и