лег на окончательный курс. Впереди переползали друг по другу чудовища. Дмитрий огнем базуки выстриг в их массе глубокую воронку, но все равно недостаточно глубокую, чтобы добраться до системного нерва пьютера. Вирус врезался в упругую массу, Дмитрий чуть не разбился о приборную доску. На пару секунд он потерял сознание, но не снял ногу с газа. Корпус сотрясали удары. Хвост окончательно вышел из строя, движок нагрелся так, что это чувствовалось в кабине. Дмитрий пришел в себя от жара и от тряски. И еще — от отвратительного запаха. Смесь гнили и гари витала в тесной кабине. Видимо, обшивка не выдержала, и пустота начала просачиваться внутрь. Дмитрий прорубал себе дорогу выстрелами, понимая, что уже не успеет, что придется все начинать сначала — даже если удастся выбраться живым.

Внезапно сквозь грохот ударов проступил мелодичный звон. Звон шел из внутренних динамиков. Неужели… Да! Нос воткнулся в системный нерв и выпустил розочку. Сделав еще несколько выстрелов, Дмитрий локтем нажал на нужный тумблер, объединяя ходовой и орудийный движки в один. Газ — и пустота сменилась тьмой. Вирус погрузился в мякоть нерва. Стоп. Выпустить распорки. Теперь никто не сможет вытянуть вирус из его логова. Удары по корме ощущались как слабенькие толчки: на кормовую броню кабины ушла чуть ли не половина всего обшивочного материала. Приборная доска снова светилась спокойным зеленым светом. Дмитрий заглушил движок и продел руки в перчатки манипуляторов. По переднему окошку поползли светящиеся прекции схем. Вот ложные сигналы, их легко определить: прямые и никуда не ведут. Вот поперечные линии. Выделив их, Дмитрий на пару секунд врубил движок, пустив поток квадратиков по каналам манипуляторов. Поперечники сперва потускнели, а потом и вовсе исчезли. Удары в корму сразу же прекратились: пьютер перестал замечать Дмитрия.

А вот и главное: две продольные линии. Подцепив наугад одну из них манипулятором, Дмитрий включил контакт — и увидел себя стоящим посреди опустевшей мастерской. Не то. Отключив контакт, Дмитрий вернул линию на место. Это внешняя. Значит, вторая — внутренняя. Потянув за нее обоими манипуляторами, Дмитрий сделал аккуратную петельку, которую ввел в контактное гнездо…

Гниль и гарь исчезли, сменившись благоуханием — почти нестерпимым. Теперь Дмитрий общался непосредственно с пьютером.

— Дисковод, — скомандовал Дмитрий.

Благоухание на миг исчезло, потом появилось вновь. Розы, полынь и, кажется, чуть-чуть жженого сахара. Это вопрос? А может, согласие? Скорее, вопрос. Дмитрий представил себе обычный сидюк, четырех… ладно, хрен с ним, двухскоростной. Полынь исчезла, появились астры, роз стало больше, жженого сахара чуть меньше. Посреди экрана вспыхнул голубой кружок: пьютер приступил к исполнению.

И тут возле голубого кружка вспыхнул красный. Как так?

— Отторжение, — подтвердил мертвый голос из внутреннего динамика.

— Отторжение задачи? — испуганно спросил Дмитрий.

— Отторжение объекта.

Сигналы и схемы стали меркнуть, розы, астры и жженый сахар растворились в спертом воздкхе кабины. Отторжение… Наверное, часть нерва с перерубленными поперечниками автоматически отторгается. Значит, пора. Дмитрий вытащил руки из манипуляторных перчаток и вмазал кулаком по красной грибовидной кнопке в углу приборной доски. Катапульта.

Корни, чудища, рыбы, сигналы — все завязалось в путаный узел и бросилось плясать по спирали. Мелькнула мастерская, пронеслось мимо пузо атсанской стражницы, переходившее с одной стороны в голову Алмис, а с другой — в оскалившееся рыло керба. Но вскоре всю эту кутерьму пожрали вальсирующие жрутеры, верхом на которых сидели Капитан и Боцман.

— Ну что, рыцарь, доигрался? — Ехидно пропищал Капитан.

С каких это пор Капитан зовет Дмитрия рыцарем? И почему он пищит?

— Тебя что, кастрировали? — Спросил Дмитрий. И добавил, — ты не думай, я не против. Просто скажи…

— Кто это меня кастрирует? — Обиделся Капитан, — меня нельзя кастрировать. У меня ничего такого нет, чтобы кастрировать. Тупая обезьяна…

Голос Капитана становился все тише и тише. Дмитрий открыл глаза и увидел густую шерсть на спине удаляющегося Фейерабия. Кругом продолжалась паника, но уже в полнакала: рабочий день шел к концу. Дмитрий сидел на полу, привалившись к своей кадке. Встав на ноги, он потянулся, потом упал на шпагат, снова вскочил… Получилось или нет? Оглядываться было боязно, но, все-таки, пришлось.

Из густого пучка листьев торчал язычек лазерного дисковода. Наверное, получилось… Или это одна видимость?

Дмитрий снова взгромоздился на кадку. Опасливо оглянулся. Кажется, все спокойно. Народ занят, Фейерабий ушел. Тихонько вынув из кармана диск, Дмитрий положил его на язычек. Язычек с приятным урчанием заполз внутрь стебля. Что ж…

Надев на голову бутон, Дмитрий столкнулся нос к носу со странным существом. Точнее, столкнулся своим носом с твердой бородкой золотого ключика.

— Не надо так резко, — сказало странное существо, — лепестки порвешь, если так резко будешь натягивать.

— Что? — Не понял Дмитрий.

— Бутон, — ответило существо.

— Нет, я в смысле — что ты такое?

Существо почесало тонким длинным пальцем нос… То есть, не совсем нос, а отливавший золотом ключ, торчавший вместо носа посреди сморщенного личика. Хлопнуло здоровенными, как у чебурашки, ушами, вильнуло коротким мясистым хвостиком.

— Дурацкий вопрос, хозяин. Я — Медвежатник Бурт. Ну, что тебе тут сломать?

Пролистав еще раз для верности отчет о выпускной диплоидной группе, Алмис сверила показатели хемотропизма и результаты теста Люшера-Мушеринга. Все в норме. Гаплоидная группа икс-хромосомных носителей направлялась на достойное осеменение в Первый день Недели Приплода, а остальные, с искривленными хромосомами (кривунки, как называли их стражницы-атсанки) пошли учиться дальше — до полного пыльцевого созревания.

Алмис волновалась: это был ее первый отчет на Культурном Собрании. Если все пройдет удачно, ее могут повысить из техник-сестер в вольнонаемные техник-жардинеры. Она даже потеребила синие нашивки на халате и осторожно коснулась чуть подвядших лепестков пьютера. Прощай, рабство!

На пульте загорелся сигнал срочного вызова из второй палаты четвертого отсека. Там досиживают свое выпускницы диплоидного отделения, сейчас у них нервы не в порядке, могут отчебучить что угодно. Передав сигнал на пост стражи, Алмис побежала вдоль грядок рассады ко входу в четвертый отсек. Стражницы приветливо кивали ей, малыши радостно гукали. Рыцаря атсаны тоже любят, а вот он их — не очень. Замышляет что-то… И ведь у него получится! Дядя Клай говорил, что у этого рыцаря все получится, еще тогда говорил, когда Алмис и знать не знала никакого рыцаря. Придется бежать отсюда вместе с рыцарем: и Клай велел его из виду не выпускать, да и самой Алмис хотелось быть возле этого парнишки — простого и добродушного, но, помимо собственной воли, овеянного сомнительной благодатью Высшей Злобы. Алмис не совсем понимала, что это за благодать такая, но верила дяде Клаю.

И еще она хотела остаться здесь, в детской. На первом разводе два месяца назад Алмис здорово оробела перед стражницей с суровым именем Брундильгнеда, заведующей садом второго уровня. Стражница не скрывала, что мечтает добиться для своего сада статуса Оранжереи — хоть и рисковала заслужить неприязнь коллег. Грозно прикрикнув на выстроенный в шеренгу взвод сестер, она провела ознакомительную экскурсию по саду, инструктаж по правилам асептики и антисептики в семенном и рассадном отделениях. После, определив новеньких по местам, она удалилась к себе в кабинет.

Алмис для начала оказалась на прополке — она проводила экспресс-анализы рассады, промывала ботву и следила за гигиеническими показателями гидропонных растворов. Брундильгнеда зачитала ей короткую инструкцию о возрастной и половой категориях диплоидных особей: оказывается, диплоидные