— Конечно, спасибо. Легкого и сладкого.

— Какого?

— Шутите, да? Я там у вас в буфете на полочке заприметил банку «Максвелл Хаус», мятежник вы и популист в одном лице.

— Верно, есть там такая банка, но я-то насчет «легкого и сладкого» интересуюсь. Разве я хороший хозяин, если не спрошу вас: со сливками, «пятьдесят на пятьдесят», с цельным молоком, с однопроцентным, с двухпроцентным, с обезжиренным, с коровьим или с козьим, с белым сахаром, с коричневым, с «демерара», с гранулированным, кусковым, с рафинадом, с сахарином, с аспартамом?..

Дов заорал так пронзительно, что деревянная голова Алекса Требека раскололась надвое.

— Ты сказала преподобному Ассорти что? — требовательно вопросил Мишка Тум-Тум, и его пуговичные глазки в самом прямом смысле вылезли на пушистый лобик.

— Я сказала ему, что подумываю об уходе, — тихо и спокойно ответила Пиц. — Ну, ты же все прекрасно понимаешь: хочу отказаться от этого дурацкого соревнования за приз в виде поддержки моей кандидатуры, и пусть после смерти мамы компанию возглавляет кто угодно. Но ты-то почему себя ведешь так, будто это — невесть что, что-то такое необыкновенное?

Пиц взяла в аэропорту машину напрокат и теперь ехала к месту встречи, предложенному Сэмом Индюшачье Перо, а встретиться он предложил в туксонском торговом центре. Его выбор несколько озадачил Пиц, но не сильно. Она больше не отягощала свое сознание раздумиями о возможных задних мыслях всех тех, с кем ей приходилось встречаться. Если бы Эдвина знала, она бы так гордилась своей маленькой девочкой: Пиц наконец научилась плыть по течению.

Она — но не Мишка Тум-Тум. Единственное течение, которое сейчас представлял себе маленький плюшевый медвежонок, была река кипящей лавы в милю шириной, текущая... к какому-то мистеру Какого- Черта! Пиц извлекла медвежонка из дорожной сумки и пристегнула ремнем безопасности к сиденью рядом с собой, надеясь, что созерцание окрестностей успокоит его. И вообще она очень плохо себя вела с того самого момента, как поведала ему обо всем, что он пропустил за время посещения ею Купели преподобного Ассорти.

— Я так и знал! — вымолвил медвежонок, глядя в потолок салона взятого напрокат автомобиля — так, словно этот потолок был способен разверзнуться, и над ним возникли бы ангелы милосердия и унесли бы его прочь, и положили бы конец его страданиям. — Я так и знал, что это случится, если я хотя бы на секундочку, на одну-единственную секундочку закрою глаза. Я виноват. Во всем виноват я.

— Прекрати. Ноешь, как стереотипная еврейская мамаша, — тихо проговорила Пиц. — Помимо всего прочего, глаза закрывать ты не умеешь.

— Но тайм-аут я взять могу, а? — заспорил Мишка Тум-Тум. — Особенно если некоторые — не будем показывать пальцем — засовывают меня вверх лапами на самое дно своей дорожной торбы — туда, где доживают последние денечки древние, всеми забытые «тик-таки», и эти некоторые бросают меня там одного, во мраке. О, ты-то, конечно, считаешь, что лучшего я не заслуживаю. В конце концов, что я такого особенного для тебя сделал? Всего лишь отдал тебе годы — годы беззаветной любви, поддержки и руководства! Помогал тебе, щедро снабжал советами, неоднократно спасал и делал все, что было в моих силах, чтобы ты не выглядела идиоткой — а это бывало так часто, что на моих плюшевых лапках пальцев не хватит, чтобы сосчитать. Полюбуйся на эти лапки! Нет, ты только полюбуйся на них!

Он вытянул вперед все четыре лапы и устремил на Пиц умоляющий взгляд.

— Да что с ними не так? — спросила Пиц и тут же поняла, что жестоко пожалеет об этом вопросе.

— Не так? Ничего... если только ты не любительница лохмотьев! Когда меня только-только сшили, подушечки на моих лапках были замшевые! А теперь во что они превратились? Истрепались, изорвались, сносились и стали шифоновыми! Слышишь меня — шифоновыми! Вот скажи честно и откровенно: ты умерла бы на месте, если бы взяла бы ниточку с иголочкой, сделала бы стежочек тут, стежочек там, а может быть, даже снизошла бы до того, чтобы присобачить свеженькие заплаточки на мои многострадальные лапки? Но нет. На это у тебя нет времени. А вот на всякие там уходы, увольнения, на то, чтобы сдаваться, бросать, как это у вас говорится, полотенце, — вот на всякое такое у тебя времени выше крыши! Для такого ты время сама создаешь!!!

Пиц вздохнула.

— В данный момент у меня есть сильное искушение спросить, как добраться до Гранд-Каньона и сверзиться вместе с тобой на самое дно, — призналась она. — Ты меня, похоже, именно туда ведешь. И доведешь. Понятия не имею, почему ты безумствуешь: я сказала, что передумала. Или ты просто перестал меня слышать в тот момент, когда у тебя вата в голове окончательно свалялась? Читай по губам: я не собираюсь отказываться от борьбы за управление компанией.

— Вот спаси-ибочки! — Мишка Тум-Тум оскалился так, что ему позавидовал бы целый отряд закаленных в боях шестнадцатилетних амбарных крыс. — Значит, ты не сдаешься. Читай по стежкам, которые у меня вместо губ: поду-у-умаешь! Говоришь, что вернулась на поле боя, но в качестве кого? Генерала с пятью звездочками на погонах или какого-нибудь тупоголового рядового, которого призвали в армию, а он и не заметил, бедолага?

— А почему ты думаешь, что я не готова употребить ради этого все, чем владею?

— Только не пытайся меня одурачить: я тебя насквозь вижу. Кто тебя знает лучше меня, детка? Тебе по-прежнему предстоит борьба за твою финансовую жизнь, схватка с твоим братишкой-головорезом, но ты готова на это наплевать. А почему? А потому, цто наса маненькая Пиц-ценька походи-ля-походиля, и все ее иввюзии лазбились. Ц-ц-ц... Ай-ай-ай! Беднязецка!

— Все мое что разбилось? — попробовала уточнить Пиц.

— Твои иллюзии, — буркнул медвежонок, оставив детское сюсюканье. — Итак: преподобный Ассорти с головой погряз в шоу-бизнесе, а шайке Рея Ра только бы тусоваться да притворяться молоденькими, а Фиорелла тебя отбрила, а Агпарак тебя... ну ладно, ладно, вот эта встреча тебе, пожалуй, кое-что хорошее дала, но ты все равно готова хныкать, потому что либо с тобой не желают знаться главные клиенты Эдвины, либо ты не желаешь знаться с ними. Почему? Потому что ты считаешь их халтурщиками и трепачами. Ну и что? Чеки не пахнут.

— Тум-Тум, дело не только в деньгах.

— А я что, выгляжу так, словно меня только вчера ватой набили? И в деньгах тоже!

Пиц покачала головой и сосредоточилась на дороге.

— С тобой разговаривать бесполезно, когда ты такой, — сказала она. — Я сдаюсь.

— Ну, это ты умеешь, — ухмыльнулся Мишка Тум-Тум, не пропустив последнего слова Пиц.