Флейты тотчас смолкли.
В проеме, откуда появился Атор и воины, что-то блеснуло — так играет луч в неглубоком и чистом пруду, внезапно выхватывая какую-то деталь на дне, — и все собравшиеся в тронном зале тотчас склонились в почтительном, но не раболепном приветствии.
Арьята осталась стоять с гордо поднятой головой, прямая и напряженная, точно туго натянутая струна; кровь клокотала от гнева, она жестокими толчками билась в виски, словно стремясь вырваться наружу и затопить сознание багряным туманом боевого безумия, когда человек теряет власть над самим собой, одержимый одной лишь мыслью — убивать, и не останавливается, пока само его тело не будет изрублено на куски, не чувствуя ни страха смерти, ни боли от ран.
По залу пронесся вздох изумления, тревоги, враждебности; Арьята со злой, ласкающей каждую жилку мстительной радостью увидела, как Атор изменился в лице, узнав наконец, кто дерзко стоит перед ним, и не думая гнуть спину.
— Здравствуй, о Атор, сильно-могучий воитель! — раздался в наступившей тишине звенящий голос принцессы. Она была поистине не в себе, упиваясь каждой каплей давно лелеянной мести — и не только Атору, но и всем собравшимся здесь, всему городу, даже всему миру; Арьята шла одна против всех и уже ничего не боялась.
— Остановить ее! — не своим голосом не то взвыл, не то взвизгнул Атор, давая знак стражникам у себя за спиной. Одновременно его рука сделала какое-то быстрое, неразличимое глазом движение, и в Арьяту полетели три четырехлучевые звездочки.
Никто в тронном зале даже не успел понять, что происходит, — тонко зазвенели упавшие на пол звездочки, а принцесса Арьята — теперь ее как-то вдруг узнали почти все — шла и шла, живая и невредимая, прямо на Атора, подняв правую руку так, словно держала в ней невидимый меч.
Никто так и не смог понять случившегося — никто, кроме Атора, прекрасно помнившего, что такое Призрачный Меч в действии. Именно этот клинок сам по себе, без вмешательства воли принцессы, отразил посланные в нее Атором метательные звездочки.
Принцесса шла через окаменевший зал.
— Так, значит, это ты в одиночку одолел весь Черный Орден? Прими мои поздравления, преславный Атор! Или ты уже забыл, чья рука отправила к праотцам саму предводительницу, над которой ты никогда бы не смог взять вверх?! Время платить, Атор, время платить!..
Однако Атора можно было бы назвать кем угодно, но только не трусом. Двуручной меч с шипением разрезал воздух — лишь быстрый отблеск мелькнул, — и тело воина распласталось в длинном, достойном восхищения прыжке.
Призрачный Меч встретил его в воздухе, однако в самое последнее мгновение Атор успел по- кошачьи извернуться, и стремительное лезвие миновало его, задев лишь его длинный меч.
Клинок рассекло надвое, большая часть лезвия зазвенела, ударившись о каменные плиты; в руках у Атора остался бесполезный обрубок…
— Что здесь происходит, во имя Первозданных Сил? — вдруг раздался негромкий, но чарующе музыкальный голос, чистый, словно первый весенний ручеек.
Из-за спин своих гвардейцев, уже рванувшихся было на помощь Атору, спокойной, но твердой поступью появилась Владычица.
Полубезумный, источающий ненависть взор Арьяты столкнулся со спокойным, как море в часы штиля, взглядом Владычицы, и принцесса даже замерла на миг, пораженная нечеловеческой красотой этого живого существа Арьята не могла поверить, что смертная женщина может иметь столь совершенные черты. На идеальном овале лица выделялись огромные ярко-голубые, как небесная синева, глаза, казавшиеся мудрыми и всепроникающими. Руки спокойно лежали на набалдашнике тонкого костяного стека.
— А, вот мы и встретились, — прохрипела Арьята; ненависть душила ее, каждое слово приходилось выталкивать силой. — У меня, законной королевы Халлана, есть небольшой счет к тебе, ты. — И нежная принцесса, совсем недавно красневшая при самых невинных выражениях вроде «о, проклятие!», бросила в лицо Владычице самое грязное и подсердечное ругательство из тех, что заставила ее выучить жизнь за месяц пути по халланским придорожным харчевням.
Атор гибким барсом кинулся на Арьяту сзади, хотя достаточно было одного легкого движения невидимого оружия, от которого нет защиты… однако он опоздал. Арьята бросилась в атаку, и руки Атора обхватили лишь пустоту.
— Принцесса! — с удивлением и гневом вскричала Владычица, сама делая шаг навстречу. Голубые с серебром одежды колыхнулись, белоснежный тонкий стек взметнулся наперерез невидимому клинку…
И в тот же миг Арьята с ужасом, равного которому она не ощущала, даже когда ждала смерти в заваленной телами комнате на втором этаже дома Гормли, почувствовала, что ее правая ладонь пуста.
Нет, Призрачный Меч не встретил на своем пути непреодолимую преграду — он просто исчез, сам по себе решив не участвовать в этом деле.
Владычица, однако, примирительно улыбнулась — за секунду до того, как обычный, видимый всем меч из стали подгорных гномов с шипением вылетел из ножен. Уроки старого рубаки не пропали даром — первый же выпад Арьяты оказался бы для Владычицы последним, если бы Атор вновь не успел вовремя.
Обрубок его меча легко отразил атаку принцессы; железо заскрежетало о железо, тут Атор чувствовал себя как рыба в воде. Он загородил Владычицу собственным телом, и хотя отличный клинок принцессы окровавил его левое плечо, сам ответил таким выпадом, что принцесса отбила его лишь в самый последний момент.
— Меч! — крикнул Атор, и в его руках тотчас появился поданный кем-то из стражников кривой симитар.
Арьята прекрасно понимала, что против этого мастера ей не продержаться и нескольких мгновений; по щекам ее текли горячие, злые слезы стыда, однако на сей раз глубинная, не подчиняющаяся рассудку часть сознания принцессы оказалась сильнее даже желания отомстить; и она, эта часть, властно приказала ногам девушки искать спасения в бегстве.
Как ни странно, ее не преследовали.
Арьята не помнила, как выбралась из дворца, как оказалась в той гостинице, где они жили с Эммель-Зорагом, а упав на кровать, она просто лишилась чувств, и спасительное забытье поглотило ее…
Девушка очнулась в удобном возке; скрипели полозья, сильные кони куда-то тянули экипаж по первому устоявшемуся снегу. Вот появилось лицо Эммель-Зорага; глаза старика были печальны, очевидно, он уже не чаял дождаться пробуждения Арьяты, и сперва его взгляд был брошен просто по привычке; однако стоило старику увидеть ее поднятые веки, как лицо его дивно изменилось, словно осветившись изнутри. Эммель-Зораг смотрел на принцессу с истинно отцовской нежностью.
Дрогнувшая сухая рука старика бережно, едва ощутимо коснулась лба Арьяты.
— Хвала Великому Небу, вы очнулись, госпожа моя! — вырвалось у него, и сказано это было с такой теплотой и нежностью, что у Арьяты на глаза невольно навернулись слезы.
Она узнала, что Владычица приказала не причинять ей, Арьяте, никакого вреда, дать спокойно уехать, куда она пожелает, или же — если на то будет ее, Арьяты, воля — поселиться в любом месте Халланского королевства, не исключая и столицу его, Дайре.
— Ваше высочество целых два месяца пролежали без памяти… — тихо звучал голос Эммель- Зорага. — Я отрядил спешного гонца с посланием родне вашей, и вот пришел ответ — ждут они вас… Слово особ королевской крови… я не мог ослушаться…
И тут впереди раздались какие-то крики и брань, возок внезапно остановился, кучер привстал на облучке, грозя кому-то кнутом и требуя немедленно отпустить их лошадей; сердце Арьяты оледенело недобрым предчувствием.
— Да что это там такое? — нахмурился Эммель-Зораг, откидывая полог и выбираясь из возка.
Раздался характерный щелчок, который Арьята не спутала бы ни с одним звуком в мире. Старый сэйрав, пошатнувшись и цепляясь скрюченными пальцами за меховой полог, точно усталый путник,