пределов привычного мира откроет его народу неведомые доселе пути. И потому сказал он так:
— Досточтимый, но мы очень многому научились от тебя. Тьма и бродящий в ней Ночной Охотник более не пугают нас, мы способны теперь постоять за себя. Благодарность наша тебе безмерна, и многие лихие удальцы моего племени хотели бы бросить вызов неведомому — под твоим водительством. Да что говорить о них, я сам чувствую влекущий зов небывалого, невиданных путей, что пролегли за привычными нам звёздами.
— Если бы речь шла просто о невиданных путях и дальних мирах, — ответствовал Высокий, и голос его полнила горечь, — я не стал бы колебаться ни мгновения. Но мне предстоит бросить вызов великой и почти необоримой силе, по сравнению с которой вся мощь столь пугающего вас Ночного Охотника — поистине лишь детские забавы. Не скрою, я хотел позвать тех, кто вызовется сам пойти вместе со мной. Но сейчас я понял: сделать так — значит уравнять себя с моими врагами, приведшими на смертное поле бесчисленные множества тех, кто служил им или из страха, или по алчности.
— Не проси за своих соплеменников, великий король Ильвё. Я предсказываю твоему народу великую войну, войну с богами, и она разразится на твоей памяти. Она случится не скоро, но так и век твой весьма долог.
— С какими же богами ты пророчишь нам битву? — спросил владыка эльфов, ибо сказанное Высоким засело в его душе, словно тёрн. — Будут ли это владыки нашего мира? Однако они добры, если судить по Кователю или Истинному Охотнику…
Долго молчал Высокий, а когда наконец ответил, слова его показались королю туманными и неясными, словно дух-скиталец намекал на нечто совершенно иное.
— Король, бессчётные века протекут, прежде чем случится эта война. А случится она, когда ваш дух возжаждет истинной свободы и осознает, где именно она лежит. И тогда на вашем пути воздвигнется преграда. Неважно, как будут её звать, именем света ли, тьмы ли она попытается закрыть вам путь — но это случится. Случится, когда вы будете готовы. И тогда, не сомневайся, правитель Ильвё, сама судьба поведёт вас в бой. Вам просто окажется некуда деваться.
— У нас не останется выбора? — спросил встревоженный король.
— Вы сами решите, что его не осталось.
— Но как же твоя война, Высокий?
— Я буду вести её. Но для этого мне не потребуется множества воинов. Достаточно будет одного — в правильном месте и в правильное время.
И, простившись так с владыкой Вод Пробуждения, Высокий скрылся из пределов нашего мира, оставив свой дом, полный сказочных диковинок, но закрыв дорогу к нему — именуемую Тропой Соцветий — от всех, кто нечист помыслами.
Никогда больше не видели Высокого в пределах нашего мира, никогда больше не открывалась дверь его дома…
Да, армия эльфов-чародеев, обученных рунной магии — не Хьёрварда, не их родного мира, но рун всего Упорядоченного — на неё надеялся Отец Дружин, вновь, в согласии с собственным прозвищем, стоящий у рождения новых полков. Он строил её медленно, постепенно, лаская память превкушением мести, как ласкают нёбо старым мёдом. Ему некуда торопиться, смерть суждена ему в бою, а не от старости. Пророчества Рагнарёка исполнятся, пусть и не точно в том виде, как их изрекла вёльва.
Когда он сражался на Боргильдовом поле, он сохранял себя. Теперь Отец Дружин понимал это чётче, чем когда-либо. Ему казалось, что «главная схватка» впереди, а когда дело дошло до рукопашной с Ямертом и его роднёй… оказалось, что битва уже проиграна.
Второй раз он не повторит той же самой ошибки.
Дважды он пытался обмануть высшие силы (если они только есть), дважды «приносил сам себя себе в жертву»: первый раз, чтобы познать руны Хьёрварда, второй раз — чтобы узнать правду о грозящем нашествии.
Третьего раза не допустит судьба и не потерпит его собственная честь.
Но сделать это надлежало так, чтобы смерть Древнего Бога стала бы тем огнём, что обратит в пепел убивших его родню и захвативших его мир. Упорядоченное пронизано потоками дикой, необузданной и никому не покорной силы, и даже Ямерту не удастся накинуть на неё узду, потому что иначе остановится сама жизнь.
Но, кроме самого Древнего Бога, пусть даже всё для себя решившего, требовались те, кто способен эту силу направить.
И эльфы этого юного мира подходили как нельзя лучше.
Они жадно тянулись к знаниям, они наивно верили в высшую справедливость. Они боялись Тёмного Охотника, похищавшего их родню, но, в конце концов, кто-то всегда погибает и от естественных причин. Тот самый «Чёрный Властелин», о котором толковали и Охотник, и Кователь, до сих пор не двинул против эльфов свои неисчислимые армии.
Они поверят тебе, Старый Хрофт. Они уже верят. Ты научил их многому, что останется с этим народом — потому что не все ж уйдут с тобой. И из ушедших… кто-то ведь наверняка вернётся. Ведь не может же быть так, чтобы погибали все, без остатка?
Здесь он останавливался и мрачнел, уставившись на собственные сжатые кулаки.
Они пойдут за тобой, Старый Хрофт, и ты поведёшь их на верную смерть. Не обманывай себя, обратно не вернётся никто. И почему ты решил, что твоя собственная готовность оборвать существование бога Одина оправдывает или дарует тебе право обречь на гибель тысячи тысяч тех, кто верит в тебя?
Сперва он не сомневался. Молодые Боги, Ямерт с остальными, должны пасть, и никакие жертвы не станут напрасны.
…Но эльфы этого мира не видели от Ямерта никакого зла. У них был свой враг, свои счёты, своя война. Да, когда-нибудь Молодые Боги властно постучат в двери их мира, и тогда…
И вот тогда, не раньше, он, бог
Сперва он корил себя за слабость, когда подобные мысли посещали его. Ас Вранов не сомневается, когда ведёт воинов в бой, к единственно достойной их смерти. Он бог, и этим всё сказано.
Вчерашний
