модель парусного корабля петровских времен. И пошло, пошло.
Может показаться, что дело это, особенно для человека в технике искушенного, несложное: ведь строится модель по чертежам, в которых все тщательно расписано.
Но от чертежа, идеального даже, до тщательного воплощения в натуре — путь долгий, кропотливый, порой и тяжкий, ведь число деталей в модели корабля достигает трех-четырех сотен, и надо создать их собственными руками.
И что это за детали! Величина шлюпок на модели крейсера «Аврора» — от двенадцати до двадцати семи миллиметров; ширина трапов — три миллиметра; ширина ступенек — один миллиметр; шаг между ступенями — 0,8 миллиметра.
Мастерская Александра Ивановича Авдеенко помещается в маленькой кухне: шкаф с инструментами и различными устройствами, маленький стол.
Но я пишу не для того, чтобы рассказать о его терпении, мастерстве или технологических находках (а их немало). Пишу я, чтобы раскрыть смысл жизни этого человека.
До выхода на пенсию, занимая в жизни внешне скромные места: лаборанта, техника, младшего научного сотрудника, он помогал видным советским ученым, в том числе и одному из пионеров отечественной радиотехники М. А. Бонч-Бруевичу, совершать открытия, которые сыграли решающую роль в становлении новых важнейших отраслей народного хозяйства. Он был одним из тех «незаметных мастеров», которым отечественная радиотехника обязана сегодняшней мощью.
Он работал в мастерских и лабораториях с утра до позднего вечера, несколько раз поступал на вечерние отделения машиностроительных институтов и уходил со второго или третьего курса — не потому, что учиться не хотел, а потому, что интересы дела не отпускали его на лекции и семинары.
Ученые, которым он помогал, становились докторами наук, членами-корреспондентами Академии и даже академиками. Он не испытывал ни ревности, ни зависти, он радовался за них, он гордился, что работал с ними, он воспринимал их успехи как личные, собственные.
И никогда не был он безропотным исполнителем. Даже сейчас, строя модели кораблей, как бы воскрешая в себе детство, он бывает нередко не согласен с чертежами, находит его автора и согласовывает с ним изменения.
Но — повторяю — я пишу не для того, чтобы рассказать о его мастерстве и технологических находках, я хочу раскрыть суть бескорыстия. Человек с «золотыми» руками может немало заработать и в старости. Да и на материалы, нужные при постройке моделей, необходимы порой немалые расходы.
Соседи по дому идут к нему постоянно, когда надо что-нибудь починить, начиная от телевизора и кончая… искусственной челюстью. Его маленькое жилище совмещает в себе «кораблестроительную верфь» и «службу быта». Александр Иванович не допускает и мысли, что можно за подобные услуги получить вознаграждение деньгами или в какой-нибудь другой форме. Все попытки подобного рода он отвергает решительно, как отвергал некогда заманчивые возможности высокооплачиваемой, но менее интересной для него работы. Чувствовать себя незаменимым помощником ученых было для него важнее, чем быть высокооплачиваемым мастером. И сейчас — чувствовать себя незаменимым помощником соседей для него важнее, чем быть высокооплачиваемой частной службой быта.
Неприятности, неустроенность, неудобства людей, живущих рядом, он воспринимает как личные, собственные.
Но вернемся к моделированию.
Все чаще работы Александра Ивановича экспонируются на выставках, которые устраивает московский городской комитет ДОСААФ. Дело в том, что новое увлечение повлекло за собой творческие контакты с моделистами и независимо от воли Александра Ивановича появилась у него известность.
Один из организаторов выставок, узнав о моделях Авдеенко, нагрянул к нему домой и забрал несколько кораблей, не оставив ни расписки, ни даже адреса, по которому хозяин может их когда-нибудь отыскать. «Было это, — рассказывает Людмила Степановна, — в мое отсутствие, когда я вернулась домой и узнала, что самые ценные модели унес какой-то неизвестный человек, то набросилась на Сашу: откуда у тебя эта доверчивость? Потом мне самой этот вопрос показался смешным. Эта доверчивость от всей его жизни…»
Но посетитель, унесший модели, был действительно одним из устроителей выставки, через некоторое время он заехал за Александром Ивановичем и Людмилой Ивановной, и вернулись домой супруги Авдеенко с дипломом, из которого явствовало, что его модель на первом московском конкурсе стендовых моделей кораблей и судов заняла второе место.
Сегодня Александр Иванович Авдеенко — обладатель нескольких дипломов, удостоверяющих его успехи на ряде конкурсов.
Узнали о нем и в московском Дворце пионеров, попросили показать работы детям.
— Круг как бы замкнулся, — рассказывает об этом, смеясь, Авдеенко, — ведь началось все с альбома «Юный моделист-кораблестроитель», а кончилось тем, что я начал обмениваться опытом с мальчиками, которым гожусь даже не в деды, а в прадеды. И я их учу, и они меня учат.
Ну а сердце, не стал ли он чувствовать себя хуже после всех этих трудов и встреч? Нет, лучше, лучше он начал себя чувствовать.
— Конечно, — говорит он, — нелегко переживать романтику мореплавания, почти не выходя из дому. Но когда это удается, ко мне возвращается молодость.
Разумеется, при недобром желании можно все это объяснить эгоистическим стремлением заполнить «вакуум», появившийся после выхода на пенсию, делом увлекательным, и к тому же тешащим самолюбие. Но то ли уникальность самого этого дела, то ли искреннее безразличие старого мастера к известности и деньгам делают нашу историю почти недосягаемой для ироний маловеров.
Тут: бескорыстие в лабораторно-чистом виде.
В письмах читателей, особенно старшего поколения, все чаще повторяется мысль: раньше мы жили беднее, но были честней, доверчивей и великодушней.
Мысль сама по себе безусловно наивная, потому что нелепо романтизировать бедность, а доверчивость или великодушие в романтизации не нуждаются. Но при всей наивности — на уровне обыденного сознания — она, видимо, выражает что-то существенное, если пишут об этом все чаще люди, незнакомые между собой.
…А может быть, не печалиться надо, а радоваться тому, что читатели пишут об этом все чаще. Ведь пишут именно те, для кого нравственные и духовные ценности были и остались высшими в жизни. Пишут хорошие люди, бескорыстные, добрые, тоскующие по общению и пониманию.
Второй назидательно-педагогический диалог
С Владимиром Федоровичем Чвановым я познакомился семнадцать лет назад. Сейчас он — полковник милиции, возглавляет отдел научно-исследовательского института МВД СССР.
Тогда он был подполковником, к тому же подполковником весьма и весьма «молодым», то есть недавним майором. Сегодня он автор двух книг, в которых скромно и точно рассказал о работе сыщика. Первая книга называется «Сенсаций не будет». Вторая — «Кража».
Когда мы познакомились, он написал и опубликовал в журнале «Пионер» несколько маленьких рассказов, в которых ничто не напоминало о том, что автор их — «сыщик». Они были вовсе не остросюжетными, буднично, по-деловому повествовали о том, что, казалось бы, должно больше занимать педагога, а не сотрудника уголовного розыска. Он писал о доброте, о верности, о душевной щедрости, которые с малых лет делают жизнь человека осмысленной и нужной обществу. И вот что интересно: во время первых наших бесед в МУРе он повторял все время, как бы отрезвляя мой журналистский интерес к необычным фабулам: «Сенсаций не будет! Сенсаций от меня не ждите!»
А между тем я ждал именно сенсаций, потому что получил редакционное задание: написать «увлекательный» очерк о сотруднике МУРа.
— Нет, нет, — повторял В. Ф. Чванов, — сенсации не ждите от меня, работа наша обыкновенная,
